Юлия Яковлева - Дети ворона

Таня подошла поближе:

— Товарищи воробьи!

В ответ ей грянул возмущенный звон. В нем удалось расслышать только «нахальство».

— Дураки! — объявила Таня.

И вся стая разом взлетела и скрылась.

— Никогда ни на кого не буду обижаться по пустякам, — поклялся Шурка. — Это ужасно глупо.

— Не знаю, так ли уж я рада, что птицы с нами разговаривают. Прежде воробьи казались мне милыми, — сказала задумчиво Таня.

— Да ну, ерунда! Просто они заняты, — ответил Шурка. — Ой, смотри, там сорока!

Черно-белая сорока, подпрыгивая, прохаживалась у самого памятника. На фоне мокрой земли и ноздреватого серого снега она казалась особенно нарядной — словно ее белые части выстирали и накрахмалили, а по черным прошлись одежной щеткой; длинные перья на крыльях и хвосте отливали то зеленым, то синим.

Шурка и Таня подошли поближе. Тень императорского коня легла на них. Земля в тени была сырой и холодной.

— Посмотри, да она же просто красавица! — не удержалась Таня.

Сорока остановилась, тревожно встряхнула хвостом.

— Сначала кинем ей крошек. Пусть видит, что мы пришли с миром, — предложил Шурка.

— И лучше булку, а не хлеб.

Шурка бросил горсть, крошки запрыгали по земле. Но сорока втянула голову в плечи и метнулась в кусты, как будто в нее полетели не крошки, а пули.

— Товарищ сорока!

— Извините, пожалуйста, за беспокойство! — обратилась в сторону кустов Таня.

— Это самая свежая булка. Сегодня испеченная, — добавил Шурка, теперь уже осторожно высыпая крошки перед кустами ровной дорожкой.

— Ненавижу беспокойство! Мне вредно беспокоиться! Из-за вас у меня началось ужасное сердцебиение! Ах! — отозвался из-за кустов слегка потрескивающий голос.

— Отойдем немного, — сказала Таня брату. — Она боится.

С почтительного расстояния они возобновили переговоры.

— Товарищ сорока, позвольте задать вам вопрос.

— Вопрос? Какой вопрос? Зачем вопрос? Не надо вопросов. Как бы чего не вышло. У меня от ваших вопросов сердце останавливается.

— Извините, оно у вас или ужасно бьется, или останавливается, — не удержалась Таня.

Шурка несильно ткнул ее кулаком.

— Нашего папу забрал…

Вышло еще хуже.

— Я не брала! Я ничего не брала! — застрочила сорока как полоумная. — Я ни при чем! Не знаю! Не слышала! Не видела!

— Мы знаем, что вы не брали, — проговорила Таня, еще больше раздражаясь, но стараясь этого не показывать. — Вот тупица, — беззвучно прошептала она.

— Это Черный Ворон забрал папу! — поспешно уточнил Шурка.

— Нет-нет-нет-нет-нет! — трещала сорока. — Не рассказывайте. Не хочу знать. Меньше знаешь — крепче спишь. Мое гнездо с краю. Мое дело сторона. — И, сверкнув на солнце зелено-синим, улетела.

Она уселась на мраморную голову, увенчанную каменным венком. Замок рыжей громадой высился позади. Император и бровью не шевельнул, сохраняя то же надутое грозное выражение. С сорокой на голове и грозным лицом он выглядел потешно.

— Трусливая дура! — крикнула Таня.

Сорока уронила из-под хвоста сверкнувшую на солнце каплю. Капля упала императору на грудь белым пятном.

— Да-а… — протянул Шурка. — Обещаю никогда ничего не бояться.

— Стыд и позор, — согласилась Таня. — Что ты делаешь! Шурка!

Шурка с виноватым видом замер. Он потихоньку прогрыз в булке дыру. Щеки его ходили из стороны в сторону. Он виновато смотрел на сестру, но жевать не перестал.

— Ну дай мне тоже, — смягчилась Таня и тоже отломила кусок.

Жуя булку, они вышли из парка на Садовую. Сновали пешеходы. Катили мимо трамваи.

— Танька, а какие еще есть птицы?

— Смотри! — вдруг воскликнула сестра. — Смотри!

С Марсова поля на Садовую вышла колонна пионеров.

Кумачовые лозунги, распяленные меж двух палок, плыли над головами детей, надуваясь, как паруса.

Рядом плыли фанерные таблицы с цифрами. Нули на них были похожи на изумленные глаза или удивленно раскрытые рты.

Факты и впрямь были устрашающие.

«Синица за год уничтожает 6 500 000 гус.»

— Гусениц, — пояснила Таня.

«Королек за год истребляет 1 000 000 вред.» — разглядела она на следующей. И прочла вслух:

— Вредителей.

«Истребляет», «уничтожает», «вредители» — на всех фанерках были эти слова. Синицы, воробьи, чижи, вороны и голуби давали вредителям решительный отпор, очищая советский Ленинград.

На пиках торчали маленькие деревянные домики с круглым входом-окошком и палочкой, на которую птица может присесть перед тем, как нырнуть внутрь.

— Это юннаты! Юные натуралисты! — обрадовалась Таня. — Вот кто знает.