Тамара Холостова - Девочка перед дверью. Синие горы на горизонте

— Николай! Ты что там, макароны на постном масле, что ли, жаришь? У вас ведь жир еще есть!

— Так Нюра на дежурстве. А я не знаю, где там у нее что…

— За окном погляди. В эмалированной кастрюльке, — советует няня. И снова кланяется.

Но так у нее ничего и не получается.

Няня прислушивается, вскакивает и бежит в кухню.

— Ты, что ли, с ума сошел?! — шипит она испуганно (так, что я слышу). — Эмалированной от алюминиевой отличить не может! Это же Лизкина!

Выдав дяде Николаю жир и отругав его как следует, няня возвращается. Но тут уже просыпаюсь я и стучат в окно воробьи. Няня велит мне одеваться, дает крупу и идет проследить, чтобы эти окаянные шелапуты, Яська с Шуркой, не умчались в школу не емши, благо матеря на работе…

Я кормлю воробьев и теперь уже сама кричу на ворон:

— Пошла отсюда, гамлёт проклятый!

Последней на кухню выходит Лизка, у которой дядя Николай чуть не съел жир из алюминиевой кастрюльки.

Няня жарит оладьи, а я стою рядом и смотрю, как Лизка гладит блузочки и поет песни, Она поет: «Не спи, вставай, кудрявая, в цехах звеня!..»

И я так думаю: Лиза эту песню про себя придумала — такая она сама кудрявая.

Закончив петь, Лиза убирает утюг, надевает в коридоре перед зеркалом свой берет и жакетку и идет на работу.

Лиза работает машинисткой в Соседнем-Дворе-В-Который-Ходить-Нельзя.

Тихо стало в квартире. Все ушли. Мы с няней забираем Илику к себе, няня готовит, а пока у нее варится, читает нам книжки. Или мои, или новую Иликину книжку. Книжка толстая, она для больших. Но и для детей там тоже немножко. Очень хорошая книжка!

Хоть в мячик под нее скачи, хоть считайся. Нам с Иликой очень нравится. А няня читает-читает и все время ворчит почему-то:

— Скажите пожалуйста! Детей он учить взялся! Этот научит… Чего плохо, чего не плохо — все расписал, хоть в раму его вставляй, такого умного…

— Ну чего ты на него сердишься?! Ты читай! — удивляюсь я.

А вечером Шура, когда из школы пришел, все нам рассказал, почему няня этого писателя ругает… Она один раз к Первому маю (это давно было, Шурка с Яськой еще в школу не ходили, а теперь они уже на второй ступени) мыла окно в кухне — и вдруг напротив в окне ка-ак бабахнет! Няня и говорит: «Шурка! Беги, погляди, у кого это примус опять взорвался…»

А было вовсе не примус. А тот писатель, который Иликину книжку написал. Из нагана в себя… Сам.

— Няня, а в себя сам… разве убивают?

— Неча глаза таращить. Зубы чистить и спать. Ночь на дворе.

Я не хочу спать. Я сижу на окне и гляжу. Много как окошек в нашем дворе. Одни окошки веселые — с занавесками, и абажур красный, и цветок на подоконнике. А в других — только лампочка под потолком и никаких занавесок. И видно, как дяденька какой-то ходит по комнате. Ходит и курит. Одна папироса кончится — он чирк! И опять курит… А в другом — мама какая-то с ребеночком. Тоже ходит.

Укачивает его, наверное. У нее еще лампа стоит на столе. И машинка, на которой печатают. Мама подошла, взяла со стула платок, прикрыла лампу, чтобы маленькому не светило… И все ходит и ходит.

Это моя мама так пела.

…А одно окно совсем черное. Прямо напротив нашего. Оно и днем черное — в нем теперь никто не живет.

…Звон, шипение и скрежет. Я просыпаюсь.

Крохотный, как мышонок, трамвайчик выскользнул из кружева занавески, помчался по синему снегу, юркнул за пудреницу и скрылся.

Человечки, черненькие, как чаинки на скатерти, бегут врассыпную сквозь стебли цветка, спешат, исчезают в листьях, снова появляются и как угорелые мчатся дальше…

Рой желтых снежинок вокруг фонарика гаснет. Снег из синего становится серым.

Бам! Бам-м! Бам… — раздается где-то в глубине квартиры.

Цветок в горшке стоит на столике перед зеркалом.

Я лежу на диване в чужой незнакомой комнате.

Прямо надо мной на стене прикноплены фотографии: зареванный мальчик в нагрудничке, другой мальчик постарше — на нем длинное пальто и фуражка, за спиной ранец, уши в разные стороны, рот раскрыт… А вот красноармеец (не понять только, дяденька или мальчик), на нем шлем со звездой и ружье в руках. А на носу очки (никогда не видала красноармейцев в очках)… И еще летчик. Тоже в очках. Как мой папа…