Все началось с того, что Мурад перестал ходить на вечерние занятия с папой. То есть началось как раз с того, что он именно начал приходить на эти занятия. А потом вдруг взял и перестал.
Папа притворился, будто его это нисколько не огорчает, но я видела, что он всерьез расстроен и только не хочет признаться.
По утрам в школу Мурад являлся по-прежнему. Но и то иногда теперь сбегал с последнего урока, не дождавшись даже выдачи причитающейся ему лепешки. А недели через две он после папиного урока подошел к нему, извинился и обещал больше не пропускать. Папа пофыркал, но, разумеется, быстро простил его.
Вечером он все-таки сказал Мумеду Юнусовичу:
— Жалко будет, если не успею Ниязова подготовить за десятилетку. Вроде бы способный парень, а небрежничает.
— Он ны ныбрежничает, Гордон-ака, — хмуро ответил Мумед. — Ты ны сердысь на него. Это мой Акбар выноват.
— То есть? — не понял папа.
— Акбар к его матери пристал. Она и велела Мурад-джану, чтоб ны уходил вечером.
— Кто этот Акбар? Ах да, ваш брат… А вы не могли бы повлиять на него?
— Я могу повлыять… — Глаза председателя сверкнули. — Только Фарида вчера сама ему так повлыял! Вэс кишлак слышал! Тыпер ны скоро придет.
Папа с интересом взглянул на него.
— Простите, Мумед Юнусович, может быть, я не то спрашиваю, но вам не кажется, что Акбару Юнусовичу не место в председателях колхоза?
— А гидэ ему место? — невесело усмехнулся Мумед. — Кочергу завязыват, как Мансур-ака, он ны умеет. Пуст сидыт…
* * *
Разговор с папой был вечером. А на следующее утро я немного опоздала на работу (я теперь часто опаздывала: надо было приготовить поесть для папы) и услышала, как Камильбеков с Абуталибом Насыровичем в чем-то убеждают председателя, а тот, похоже, не соглашается. Я сначала не вслушивалась, а потом услышала, как историк очень важным голосом изрек (по-русски):
— Эта дыскрыдытацый савэцкий власт!
Мумед заорал:
— Что?!!
И вдруг загремел, как Зевс-Громовержец:
— Это я здэс — совэцкий власт!.. А Акбар… — И дальше он популярно объяснил, кто такой Акбар, только уже по-узбекски.
У них там вдруг наступила тишина. Всего на одну минуту. Но какая-то она была нехорошая. У меня даже в животе заныло от нее. А потом мираб засмеялся и заговорил о чем-то другом.
По случаю победы под Сталинградом и близящегося дня Советской Армии из Алтын-Куля пришла в Автабачек разнарядка на подарки фронту.
Разнарядка, видимо, была не маленькая, и весь наш партактив совместно с председателем собрался в сельсовете и прикидывал, как ее выполнить. Мумед, как всегда, теребил ухо. А Абуталиб Насырович мрачно бубнил, что такое собрать невозможно. Да еще добровольно! Кто это даст добровольно, хотел бы он знать, дураков нет. А надо просто сесть и написать приказ. Будет приказ — будут и подарки.
Нона теперь приходила поздно: у нее болел Вова. Поэтому Абуталиб сам сел за машинку и, тыча пальцем невесть куда, с грехом пополам настрочил в трех экземплярах какой-то грозный приказ. Взял у Мумеда печать, прихлопнул и, очень довольный, заявил, что так вот оно будет вернее — пусть-ка попробуют не дать!
Мумед запер свою печать обратно в стол и сидел, индифферентно раскачиваясь на стуле, не вмешиваясь в действия Абуталиб а. Вооруженный бумажками актив отбыл по всем трем автабачекским кишлакам, а председатель остался у себя и до прихода Ноны благонравно щелкал на счетах.
Абуталиб вернулся часам к трем. За ним следом шли «дарители». Они молча приносили свои пакетики, клали на мой стол и, ничего не сказав, быстренько удалялись.
Через какое-то время Мумед заглянул ко мне, приоткрыл одну тряпочку, другую, стыдливо прикрывавшие содержимое пакетов, свистнул сквозь зубы и выразил свое мнение по поводу того, на что это в общих чертах похоже…
В старых, не очень-то опрятных, на живую нитку сметанных мешочках лежали обтянутые кожицей дистрофичные урючинки и отсыревшие (что было не удивительно, поскольку шел дождь) газетные кулечки с мусором, долженствующим, по всей видимости, изображать собою табак.
Слегка смущенный Абуталиб пожимал плечами и объяснял, что он же предупреждал, что цифры в районе спускают завышенные, и ничего больше сделать нельзя, сколько ни грози…
— Майл и , — сказал Мумед. — Тохт а …
Читать дальше