Соседи по нарам каждое утро, поднимаясь под лающие выкрики солдат, и каждый вечер, возвращаясь после четырнадцати часов работы на дороге, с удивлением и опаской смотрели на своего товарища и задавали себе один и тот же вопрос: «Почему такая снисходительность? Чем он заслужил расположение гитлеровцев?»
А мальчонку этот вопрос не мучил. Он часто вспоминал взгляд, которым обласкала его женщина. Этот теплый лучистый взгляд целиком занимал его мысли. Сейчас у него было время задуматься над самим собой. Одичавший, утративший веру, он раньше никого не видел вокруг. Фашисты сломили его волю, превратили в животное, которому доступны лишь страх и ненависть. Материнская ласка незнакомой женщины пробудила мальчика.
На восьмой день он выглянул из барака, ожидая услышать грозное: «Хальт!» Лагерь был пуст. Часовой, шагавший за колючей проволокой, покосился на него и не сказал ни слова. Другой часовой — на угловой вышке — тоже заметил мальчонку и тоже не окликнул его.
И тут номер 777 впервые подумал: «Что случилось? Почему я еще жив? Отчего фашисты не загоняют меня в барак, не грозят автоматом?» И какая-то отчаянная лихость овладела им. Ему захотелось сделать что-то вызывающее, захотелось заставить невозмутимо шагавшего фашиста остановиться, закричать. Но это ему не удалось. Даже когда он прошел между бараков шагов сорок и, обогнув зловонную яму, наполненную грязной водой, вступил в запретную зону кухни, никто не пригрозил ему.
Тогда номер 777 совершил величайший проступок — направился прямо к воротам концлагеря. Двое автоматчиков встретили его хмурыми взглядами.
— Цурюк! — негромко сказал один.
— Цурюк! — повторил второй.
Теперь все прояснилось. Значит, ему разрешено ходить только по территории концлагеря. Не велика свобода, но и ею еще никто из пленных не пользовался.
Номер 777 вернулся к своему бараку, присел у стены и прищурился на яркое солнышко. «Смешно!.. И чего это я ненавидел его? И небо… Разве они виноваты?»
Знакомый протяжный скрип прервал его размышления. Так скрипели ворота. Маленький пленник повернул голову и увидел солдата с мешком в руке. В мешке что-то трепыхалось и ворочалось, оттопыривая грубую ткань. Солдат, насвистывая похоронную мелодию, миновал ворота и пошел к кухне.
Кроме помойной ямы, куда сливались всякие нечистоты, поблизости не было ни одного водоема. А Загер приказал утопить щенков. Не убить, не зарыть в землю, а именно утопить. Зная крутой нрав нового начальника, солдат не посмел ослушаться. Он уже хотел направиться горной тропой к далекому водопаду, откуда доставляли в лагерь воду. Но кто-то напомнил ему о вонючей яме рядом с кухней.
Опустив в мешок пару камней покрупнее, гитлеровец швырнул его в яму и пошел назад, по-прежнему старательно высвистывая похоронный марш. А через минуту, когда ворота закрылись за ним, к яме подошел номер 777. Среди осклизлых камней в сероватой жиже у берега копошился живой комочек. Это был единственный счастливчик, которому удалось спастись. Остальное потомство Дианы погибло.
Пронизанный острой жалостью, номер 777 подхватил щенка, завернул его в полу куртки и помчался в барак. Здесь он вытер щенка обрывками грязного тряпья, валявшегося под нарами, и засунул маленькое дрожащее тельце за пазуху.
— Куда же я тебя упрячу? — шептал он, прислушиваясь к тихому посапыванию пригревшегося щенка. — А кормить тебя чем буду, дурашка мой? Тебе ведь, небось, молоко и мясо нужно, а я забыл, какого они и цвета… Будешь есть бурду? Придут наши с работы, получат по плошке. И я получу… Будешь лакать, а?
Снаружи долетел громкий лай, прерываемый тоскливым призывным повизгиванием. Щенок забился, заворочался. Номер 777 притих и насторожился. Он не догадался, что это мать ищет, зовет своих щенят.
Диана подбежала к воротам, выбрала лазейку пошире и перемахнула через колючую проволоку. Часовые не препятствовали. Собака Загера могла бегать повсюду.
Обнюхав следы солдата, который утопил щенков, Диана бросилась к яме, заскулила, тыча носом в землю, покружилась около помойки и решительно направилась к бараку. Еле ощутимый запах безошибочно вел ее к сыну.
Когда Диана появилась между двух длинных рядов нар и радостно тявкнула, мальчонка вскрикнул, перевернулся на живот и прикрыл щенка. Собака с ходу прыгнула на нары и потянулась носом навстречу жалобному повизгиванию.
Через минуту щенок с блаженством повис на тугом соске матери, а Диана уставилась на мальчонку умными желтоватыми глазами.
Читать дальше