Павел Петунин: Пограничное лето

— Я уже успокоился. Здесь будем ждать людей или в казарму пойдем?

— А чего нам здесь стоять? Пойдем к людям, — рассудительно, как взрослый, сказал Санька.

Когда они вошли, Мария Васильевна уже не плакала. Она не спеша ходила возле койки Горностаева: подушку, лежавшую на байковом одеяле плашмя, она поставила на уголок, и теперь подушка возвышалась над постелью белым треугольником. Рядом с этим треугольником Мария Васильевна положила на одеяло вафельное полотенце, сложенное аккуратным квадратом. Сказала:

— Так любил Паша. И так у нас вся застава заправляла койки.

Старшина вопросительно посмотрел на майора Чистова. Тот утвердительно кивнул головой. Сообразительные солдаты поняли этот немой, но выразительный разговор. Прошла какая-то минута, и все койки в казарме выглядели так, как любил лейтенант Горностаев, как было на заставе еще при жизни этого светловолосого человека с веселыми глазами…

Кроме портрета лейтенанта Горностаева и надписи над койкой, были на стене и другие предметы: над изголовьем койки на гвоздике, вбитом в стену, висели военная фуражка старого образца со звездочкой, планшетка и полевая сумка — потертые, порыжевшие от времени.

Это о них когда-то говорил Санька, обещая потолковать со своим отцом, чтобы он отдал их Косте для школьного музея. Нет, не стоит и затевать этого разговора. Костя понял, что все горностаевское нужно и самой заставе. Для солдат-пограничников и фуражка эта и порыжевшие полевая сумка с планшеткой не просто вещи, а живая память о живом человеке.

Мария Васильевна подержала в руках фуражку, осторожно провела платочком по лакированному козырьку, бережно повесила ее на место. Потом это же проделала с полевой сумкой и планшеткой.

— Как окончил училище, так и получил все это. Собирался обновить свою амуницию, — сказала Мария Васильевна и опять вздохнула. — Да вот война помешала… А револьвер не сохранился?

— Долго хранили, да пришлось сдать в Пограничный музей, — ответил майор Чистов. — Они у нас и это хотели забрать, да мы отстояли все-таки. Взяли еще схему обороны, которую он сам чертил.

— Если правду говорить, так Паша только подписал, а чертила я, — улыбнулась Мария Васильевна. — Как раз за неделю до войны.

— Верно. Схема была помечена шестнадцатым числом, — подтвердил майор Чистов.

Нет, очень хорошо, правильно сделал Костя, что вернулся в казарму. Слышать такой разговор! Слышать своими ушами! Отец, конечно, пересказал бы — вон он пристроился на подоконнике и торопливо пишет в блокноте. Но ведь даже хороший рассказ никогда не заменит того, что ты увидишь собственными глазами, что услышишь собственными ушами, что потрогаешь своими руками…

Пожилые полковники приехали на заставу не только сопровождать Марию Васильевну Горностаеву, но и проводить инспекторские стрельбы. Утром из комендатуры приехали еще двое — подполковник и майор.

Стало быть, на заставу нагрянул не один инспектор, а сразу четыре.

И, вопреки Костиным предположениям, оттого что на заставу нагрянуло столько инспекторов, настроение ни у кого не испортилось. Наоборот, оно у всех было приподнятое, даже праздничное.

Военные инспекторы были веселыми и общительными. Они сразу захватили в дружеский плен Марию Васильевну и Ефросинью Никитичну, которые тоже собрались идти на стрельбище. Они оживленно и весело разговаривали о чем-то с военными инспекторами. Вскоре к их небольшой группе присоединились еще двое гражданских: бывший замполит заставы Андрей Андреевич, которого Костя запомнил по его лицу, иссеченному шрамами, и Сергей Трубников, бывший пограничник, а теперь маляр стройконторы.

Появление этих гражданских никого не удивило. Даже незнакомые Косте офицеры-инспекторы поздоровались с ними, как со старыми друзьями.

Санька и Костя вышли на стрельбище с первой командой, которая должна была подготовить мишени и наладить связь блиндажей с командным пунктом. За ними потрусил и лосенок. Мальчишки попытались отогнать его — свистели, кричали, махали руками. Лосенок останавливался, тряс головой, как будто протестовал. Но как только мальчишки срывались с места, чтобы догнать солдат, он снова увязывался за ними, сохранял некоторую дистанцию.

Так повторялось несколько раз, пока старшина не сказал им: