Яков Тайц - Рассказы

Леша побежал, взметая снежную пыль. Костя посмотрел ему вслед. Чужой покосился на Костин топор:

— Это зачем?

— Елочку.

— К рождеству христову?

— Нет! К Новому году!

— А! Ну, дай помогу!

Человек вскочил и, не дав Косте опомниться, выхватил топор. Костя закричал и бросился бежать, проваливаясь в снег. «Ведьмедь»-огромный, страшный-погнался за ним. Костя втянул голову в плечи, прикрыл ее руками и в ужасе все бежал, натыкаясь на елки. Удар обрушился на него сзади. Родное поле, знакомый лес, Медвежья сопка, солнце — все закачалось, поплыло, ясный день потемнел…

Через полчаса прибежал Леша с пограничниками.

Костя лежал на животе недалеко от красавицы-елки. Около него валялся глубоко ушедший в снег топор. Все это уже было слегка запорошено свежим снежком.

Леша заплакал.

— Слезой делу не поможешь, — сказал дядя Саша. — Жив! Только без памяти. Беритесь, ребята: в больницу его… Леша, топор подбери! А мы вдогонку за «зверем»… Вон следы…

Два пограничника бережно понесли Костю. Сзади шагал Леша. Как Леша ни жмурился, как ни сжимал веки, стараясь задержать слезы, они катились, горячие, по щекам и замерзали на подбородке…

У больницы собралась вся школа. Но доктор Натан Натаныч никого не пускал в палату. Только Костиных родителей он пропустил и Павла Власьевича, а больше никого.

— Нельзя ему. Вредно.

— А как он, Натан Натаныч?

— Ничего. Его счастье — полушубок на нем был основательный. Только ключицу попортило. А в общем, ничего. Дней через десять получите вашего Костю.

— Как через десять? Ведь Новый год уже скоро!

— Что ж? Придется его отложить.

— Разве Новые годы откладываются?

Ребята печально бродили по больничному двору, заросшему голыми березами и маленькими, корявыми елками. Пронюхав, которое окно Костино, они взбирались на стоявшую под окном елочку и прижимались к стеклу. Но окно было занавешено белой больничной занавеской…

Двадцать девятого Леша прислал записку: «Костя, того «ведьмедя» поймали, он был японский разведчик». Тридцатого Натан Натаныч разрешил Косте садиться. А тридцать первого Костя уже сидел на табуретке и, расстелив на подоконнике бумагу, неумело, точно первоклассник, левой рукой писал ответ (правая вместе с плечом была забинтована).

«Ребята, поздравляю с Новым годом шестой класс и все классы. Сегодня вам будет весело. А мне вроде скучно. Но ничего, только перевязки — больно. Какую вы елку взяли: которую мы с Лешкой выбрали или другую?»

Он устал писать и долго сидел, глядя на пустынный двор. За окном сгущались сумерки, кончался последний день старого года. В школе сейчас убирают елку, в классах весело, шумно, светло…

Он лег на койку и скоро заснул. Приходила няня, заглянул Натан Натаныч, но Костя не слыхал.

Ночью странный шум разбудил его. Костя поднялся с трудом, кое-как, левой рукой, натянул серый халат и подошел к окну. Больничный двор был весь заполнен ребятами. Они суетились около стоявшей под окном елочки, они убирали ее разноцветными свечами, звездочками, дедами-морозами, золотым дождиком, канителью…

В больничном коридоре часы пробили двенадцать. Косте стало весело. Он подышал на стекло и пальцем вывел громадную цифру 12. Ребята закружились вокруг елки — председатель «елочной комиссии» открыл все-таки новогодний бал.

Молодые бойцы готовились к первому большому походу. Зайчиков волновался больше всех: выдержит ли, не отстанет ли от всей роты?

Он в седьмой роте самый маленький. Его и в армию-то принимать не хотели. Зайчиков долго уговаривал призывную комиссию:

— Товарищи начальники, возьмите меня, я подрасту!

Врач засмеялся:

— К весне, если подрастешь, приходи!

Зайчиков и пришел весной. За зиму он действительно стал длинней на сантиметр. Но как он ни хитрил, незаметно приподымаясь на цыпочки и вытягивая шею, все же до нормы ему нехватало двух сантиметров.

— Даем тебе еще отсрочку, до осени, — сказал врач. — Старайся, расти!

Зайчиков старался. К осени он подрос еще на сантиметр с половиной. С затаенным дыханием ждал он решения. Врач пожалел его:

— Придется тебя, коротышкин, пропустить! Авось, пока до полка доедешь, полсантиметра доберешь!