Даниил Курсовский - Настоящий формидабль. Часть 4

— Очень. — согласился я.

Мы вновь улыбнулись друг другу.

— Вы прекрасно водите машину. — сказал я. — Мне понравилось с вами ездить!..

— Вот это похвала мне особенно приятна!

— До свидания, Елена Павловна.

— До свидания, Слава!..

Мама встретила меня с сияющим видом, и в порыве чувств расцеловала в обе щеки, а я ее обнял. В завершение наших «телячьих нежностей» мы еще потерлись носами.

— Как я по тебе соскучилась! — воскликнула мама.

— И я тоже! — подхватил я. — Хотя скучать мне сегодня было и некогда.

— Мне тоже!

— Ты шила платья для Анжелы?

— Да! И не только!

Мама загадочно улыбнулась.

«Ну вот! — подумал я. — Сюрпризы сегодня еще будут!..»

— А где Елена Павловна?.. — спохватилась мама. — Ты ведь, конечно, пригласил ее в гости?..

— Конечно, пригласил! И она очень хотела зайти. Но не посмела.

— Почему?..

— Она сказала, что чувствует, что наше сегодняшнее время принадлежит другим людям.

— Вот как! — воскликнула мама. И, помолчав, добавила: — Какой она молодец, однако!..

— Я ей так и сказал.

Мама засмеялась.

— И как она это приняла?..

— Ей было очень приятно.

— Ну, еще бы!.. Это она тебе вручила этот пакет? Какой–то подарок?..

— Нет, это мне Амалия Захаровна и Шурочка кое–что подарили. И Людмила Васильевна тоже. Сейчас увидишь!

Мама взяла мой ранец, я взял пакет с подарками, и мы прошли в мою комнату.

Сначала я показал маме галстук–бабочку, подаренный Людмилой Васильевной. И мама по достоинству оценила его изящество и качество шитья.

Ну а потом настал черед подарков Амалии Захаровны и Шурочки.

Шурочка, как выяснилось, коробки с куклами завернула еще и в большой лист блестящей упаковочной бумаги.

Мама взяла этот большой бумажный сверток, развернула…

И на миг потеряла дар речи.

А потом она прижала руки к груди и воскликнула:

— Боже мой! Как они только!..

Она замолчала, быстро нагнулась к коробкам, с какой–то лихорадочной поспешностью их раскрыла, вынула обеих кукол, и, расправив им платьица, усадила рядышком на диване.

— Ну, надо же!.. — воскликнула мама. Потом немного помолчала и воскликнула вновь:

— Ну, надо же!

Мамина бурная реакция меня очень удивила.

— Мама, тебя поражает, что Амалия Захаровна и Шурочка подарили мне кукол, а не что–нибудь еще?.. — осторожно спросил я.

Сам я уже не только свыкся с этим подарком, но уже успел полюбить этих двух сестренок–подружек. Я время от времени вспоминал о них и во время тренировки, и в машине, пока Елена Павловна везла меня домой, и уже начинал предвкушать, как мы будем играть с ними сегодня вместе с Анжелой…

— Нет, меня поразило совершенно другое! — воскликнула мама. — И сейчас ты поймешь, что именно!..

Мама быстро вышла из моей комнаты и очень быстро вернулась.

В руках, на плечиках, она принесла два платья–колокольчика.

Одно из этих платьев было красное в белый горох, другое — белое в красный горох!..

«Вот, видишь?!» — говорила мама всем своим видом.

Я, открыв рот, уставился на платья в ее руках.

Потом перевел взгляд на кукол, смирно сидевших рядышком на диване. И мне показалось, что выражение лиц у них теперь стало очень озорным. И в то же время совершенно невинным.

«Как мило, не правда ли?» — будто бы спрашивали меня куклы. — «Но мы обе тут совершенно ни при чем. Да–да, совершенно ни при чем!..»

— Ничего себе!.. — пробормотал я. — И вы не договаривались?..

— Вот именно, что нет!.. — с жаром воскликнула мама. — Но какая прелесть, правда? Какое замечательное совпадение!

— Еще бы… — пробормотал я. — Так ты целый день занималась этими платьями?..

— Нет, целый день я занималась выпускными платьями для Анжелы. А эти платьица я придумала и скроила давным–давно. А сегодня, для разрядки между основными делами, взяла их, да и сшила. Что там шить–то? Пара пустяков.

— И они получились очень красивые!

— Я очень рада, что тебе нравится. Какое наденешь?..

Я заколебался, переводя взгляд с одного платья на другое. Красное в белый горох, с белым отложным воротничком и подшитое белой тесьмой по краешкам рукавов–фонариков и по подолу, было очень, очень красивое. Но белое в красный горох, с красным отложным воротничком и подшитое по краешкам рукавов–фонариков и по подолу красной тесьмой, было тоже очень, очень симпатичное!

В общем, оба платья были великолепны, и выбрать одно из них было совершенно невозможно!..

— Да уж… — пробормотал я. — Теперь я понимаю Зинаиду Иосифовну… Этих–то всего два. А у Анжелы будет целых пять!..