Людмила Матвеева - Школа на горке

— Дед! Это Борис, я тебе говорил.

— Очень приятно, — сказал дед и пожал Борису руку большой широкой ладонью. — Возвращайтесь, я пряников купил. Телефон нам исправили? — Он уже поднялся на несколько ступенек.

— Нет, дед, не исправили. Безобразие какое! — сказал Муравьев.

В автомате Борис набрал номер.

— Мама, я у Муравьева. Ты не беспокойся.

— Никаких Муравьевых. Сейчас же иди домой, слышишь?

Борис понял, что лучше не спорить, попрощался с Муравьевым и пошел к себе.

* * *

Сейчас подойдет трамвай, Лиля сядет и уедет. Скорее всего, он никогда больше не увидит ее.

— Лиля!

Юра сам не узнал своего голоса. Никогда еще он так не волновался.

Она обернулась, светлые, широко -расставленные глаза смотрят на Юру. Она не узнает его. Конечно, столько лет прошло.

— Лиля, здравствуй.

Трамвай подошел, она шагнула к вагону, потом к Юре, остановилась.

— Не уезжай, Лиля. Послушай, мы с тобой давно не виделись. Но это же неважно. Мы знакомы уже шесть лет. Что ты на меня так смотришь?

Она ничего не говорит, немного наклонила голову и смотрит исподлобья. А в глазах вопрос.

Трамвай ушел, они идут по улице. Лиля идет рядом с ним. А вдруг это снится? Нет, идет живая Лиля. Изменилась, конечно. Но глаза все те же — светлые, прозрачные, в них вопрос. И молчит — такая же молчаливая, как в детстве? Или стесняется.

— Лиля, я часто вспоминал тебя, очень часто. Деревня Пеньки, помнишь? У вас на даче был самовар. И гамак. А ты собирала шишки около нашего лагеря. С тобой была еще одна девочка, двоюродная сестра, не помню, как ее звали.

— Клава, — говорит Лиля.

И сразу все возвращается. Радость и близость. Не виделись долго, но это, наверное, не самое главное — сколько не видеться. Самое главное — что пропала отчужденность, вернулась Лиля, та Лиля, о которой он не забывал все это время.

Они шли вдоль трамвайной линии и прошли уже две остановки. Снова подошел трамвай. Лиля вопросительно посмотрела на Юру, он понял, что она торопится.

— Лиля, подожди следующего. Не уезжай. Мне завтра — с вещами.

— А мне сегодня, — как-то легко сказала она. Как будто в этом не было ничего особенного.

Лиля уходит на фронт. Девочка из летней сказки.

— Почему? — глупо спрашивает он и сам понимает, что вопрос глупый. — Почему — тебе?

— Я окончила школу связисток, вчера был последний экзамен. А сегодня нас увозят.

— Во сколько?

Найти и сразу потерять! Светлые волосы развевает ветерок, дующий из переулка. И тополь шумит листьями. А Лиля сегодня — сегодня! — уедет воевать. Лиля — туда, где опасно.

— Ночью, в двенадцать тридцать. С Киевского.

— Я пойду тебя провожать, — говорит он твердо, — я подарю тебе цветы.

Она посмотрела ему в лицо, улыбнулась. Так улыбается только один человек на земле — Лиля. Ее улыбка освещает не только лицо, но и все вокруг.

— Цветы. Где же ты возьмешь цветы?

Мимо них прошли четыре девушки в пилотках, в гимнастерках, в темных юбках и тяжелых сапогах. Они несли длинный серебристо-серый аэростат. Он плыл над их головами, а девушки из службы противовоздушной обороны держали его за толстые веревочные петли.

— Мы в армии служим, а парни по улицам с блондинками гуляют! Несправедливо, девочки! — крикнула самая маленькая, кургузенькая девушка и первая засмеялась.

И остальные три засмеялись. Юра смутился, а Лиля вдруг взяла его за руку. Теплая, мягкая, узкая ладонь Лили.

— Я подарю ей цветы! — крикнул вслед уплывающему по Мещанской аэростату Юра.

Они не ответили. Увели своего серебряного слона.

— Где же ты возьмешь цветы, Юра?

Он не знал, где продают цветы, и не знал, продают ли их во время войны. Чужое открытое окно на первом этаже. Горшок с зеленым кустиком, листья, похожие на кленовые — зубчиками.

В окно выглянула старуха:

— Вам чего?

— Цветок ваш понравился, — сказал Юра. — Подарите нам цветок.

Старуха смотрела сурово. Оглядела Лилю, Юру, опять Лилю.

«Не даст», — подумал Юра.

— Бери, — махнула рукой старуха.

Юра схватил горшок.

Прошли несколько шагов, он протянул горшок ей:

— Дарю тебе, Лиля, цветы. Сказал, подарю — и дарю. Ты мне всегда верь.

Это было сказано очень серьезно, это было так важно: «Ты мне верь».

И она почувствовала важность этих слов, сказанных не только про чахлый цветок с бледными листьями, похожими на кленовые, на тонком стебельке.

— Выпросил, — Лиля покачала головой, — нехорошо.

— Мне он нужнее.

Она прижала коричневый горшок к груди, листья щекотали ее щеку.