Людмила Матвеева - Школа на горке

— Где он живет, этот человек? Анюта, я тебя спрашиваю! — У Муравьева кончилось терпение, а тут еще Катаюмова переминается с ноги на ногу, надоело ей разговаривать с этой маленькой девочкой, которая на нее, на Катаюмову, едва смотрит и совершенно не восхищена ее, Катаюмовой, красотой.

Анюта бросает на Катаюмову беглый взгляд и вдруг спрашивает:

— А ты на перилах можешь кататься? А я могу. А с горы на животе без санок можешь? А по деревьям? Эх ты! Не можешь!

— Подумаешь, — тянет Катаюмова.

— Молодец, Анюта, — говорит Муравьев. — А где живет тот ветеран? Ты скажешь?

— Тебе скажу, — отвечает Анюта, подчеркивая слово «тебе».

Тебе, мол, скажу, а ей ни за что бы не сказала: даже на деревья лазить не умеет, а строит из себя. — Он здесь живет, вот в этой квартире. Только он уехал на два месяца в Германию.

— Так это все один и тот же? Что же ты нам голову морочишь столько времени? — Катаюмова готова стукнуть Анюту. — Его два месяца ждать. А других старых людей ты не знаешь?

— Других не знаю. А этот очень хороший, и собаку нам оставил. Сильва! Домой!

Анюта запирает дверь.

Они еще долго ходят с этажа на этаж. В одних квартирах никого нет, в других живут люди, которые не участвовали в войне и никакими военными экспонатами поделиться не могут.

Они выходят на улицу. Вечереет. Пора по домам.

— Пока, — первым говорит Валерка.

— И я пошла, — говорит Катаюмова.

— Завтра пойдем еще? —спрашивает Муравьев неуверенно.

— Нет уж. Я не пойду, никакого толку нет, — отвечает Катаюмова.

— И я не пойду, — говорит Валерка. — Ты не обижайся, Муравьев.

— Это, наверное, Муравьев придумал? — вдруг спрашивает Катаюмова.

Валерка молчит, и Муравьев тоже ничего не говорит.

— У Кости пройдет грипп, тогда он что-нибудь получше придумает, — говорит Катаюмова и уходит.

Муравьев шагает к своему дому и думает: почему она считает, что Костя умнее, чем он, Муравьев? А может быть, как раз Муравьев и есть самый умный? Ну, если не самый умный, то и не самый глупый, во всяком случае. Он достает блокнот, ручку и записывает адрес ветерана, который должен вернуться домой через два месяца. Два месяца — это, конечно, очень долго, но пройдут же они когда-нибудь.

* * *

В школьном зале патефон играет танго «Брызги шампанского». Пластинка шипит; наверное, иголка притупилась за этот долгий прекрасный вечер. Кончена школа. Поверить в это трудно: десять лет ты был школьником, а теперь кто ты? Неизвестно!

Юра не умеет танцевать, он стоит у патефона, меняет пластинки, смотрит, как танцуют другие. У Сашеньки Седовой толстая белая коса лежит на спине, а Сергей ведет Сашу так осторожно, что коса даже не качнулась ни разу. Валентина танцует с Севкой по прозвищу «Севрюга». У Севки длинные губы вперед трубочкой, а глаза расставлены далеко, почти по бокам головы. Он похож на большую рыбу.

Рядом с Юрой две девочки из параллельного класса говорят:

— Я в медицинский. А ты?

— Хочу стать артисткой.

Юра думает о своем. Многие девочки хотят стать артистками. Вот Лиля наверняка не собирается в артистки, хотя с ее красотой ее бы приняли без разговоров.

— Артисткой! Правда?

Юра искоса смотрит: тощие плечики, веснушки сквозь пудру, белые брови.

— А что? Любовь Орлова тоже когда-то училась в школе, а теперь?

— Ну, Любовь Орлова!..

— Смотри, смотри, Варвара танцует!

Легкая, тоненькая учительница танцует с толстым географом. Он легко поворачивает ее, склонив голову, смотрит на ее румяное молодое лицо, потом отводит ее к роялю и, почтительно склонив свою совершенно голую блестящую голову, целует ей руку.

— А географ-то! — шепчутся за Юриной спиной девчонки. — И костюм новый.

— Перестаньте шептаться, — смеется географ. — Ну неужели вы до сих пор не усвоили — я все всегда слышу. Географ знает все.

Его хорошо поставленный учительский голос перекрывает звуки патефона, гул и смех. Все поворачиваются к нему. А он говорит:

— Вижу вас всех насквозь, мои дорогие. И ваши хитрости не такие уж хитрые, и ваши невыученные уроки, и несделанные контурные карты — все знаю. Все вы, в общем-то, лентяи и хитрецы. И мне хочется сказать вам на прощание — расставаться с вами жаль. Да, жаль.

Михаил Андреевич отворачивается от всех, достает из кармана сверкающий белизной платок, но вытирает не лицо, а лысину.

— Музыка! Вальс! — кричит распорядитель вечера Севрюга.

И закружились, закружились по залу пары. Нарядные, не похожие на себя вчерашних девочки. А мальчишки в новых костюмах, в пиджаках, при галстуках. Все какие-то взрослые, новые. И Варвара Герасимовна в синем платье в белый горошек. Волосы гладко причесаны, а сзади пучок. Почему-то все учительницы любят такую прическу. Но Варваре Герасимовне она идет, оказывается. И платье красивое, и туфли на высоких каблуках. Юра привык, что учителя не такие же люди, как все. Они во всем другие — учителя. Юра помнит, как он, когда был третьеклассником, встретил Варвару Герасимовну в керосинной лавке. Она вышла с большим жестяным бидоном, кивнула ему.