Екатерина Мурашова - Живущие рядом (сборник)

Машина подъехала довольно быстро. Знакомый врач (когда-то он работал в нашей поликлинике) командовал «загрузкой», продолжая массаж. Рядом суетилась женщина, обламывавшая головки ампул. Дети и Жучок заглядывали на носилки. Волчок жался к забору. Я растирала онемевшие кисти рук.

— Что? — спросила я.

— Видимо, инфаркт, — коротко ответил врач.

«Жить будет?» — хотела спросить я, но фраза показалась слишком киношной.

— Вытащите?

— Не знаю. Попробуем. Вот эта, что ли, собачка, его нашла? — врач кивнул на Жучка.

— Да, да, да… — загомонили дети.

— Молодец, песик, — врач наклонился и потрепал Жучка по загривку. — Дайте ему колбасы, что ли…

Скорая отъехала.

— Пойдем, Жучок, пойдем, — засуетились ребята.

Я поняла, что сейчас Жучок хорошо поест. Волчку, впрочем, тоже достанется.

— Кто знает, где живет дедушка?

— Я только дом… — самый маленький из детей.

— Хорошо, идите к старушкам на скамейки. Отнесите сумку. Расскажите все. Они всех знают. Предупредите родственников дедушки. Если он живет один, пусть бабушки позвонят к соседям. Родственники могут жить отдельно. Все поняли?

— Все. Все сделаем, Екатерина Вадимовна. Не беспокойтесь, — сказал Тимур. Серьезный, вырос. Хотела спросить про учебу, передумала. Причем тут учеба?

Дети ушли. Жучок прыгает вокруг. Волчок идет сбоку. Старушки на скамейке вытягивают шеи, ждут новостей. Я подбираю свою сумку, зонтик, иду домой.

Скоро зима. Средняя продолжительность жизни бродячих собак — 3 года. Жучок уже прожил этот срок. Волчку — третий год. Переживут ли они эту зиму? Домашние собаки в среднем живут около десяти лет. Жучок и Волчок привыкли к такой жизни. Им не надо другой. Это редкость. Большинство собак, оказавшись на улице, страдают и погибают. Оглядитесь вокруг. Может быть, вы можете что-то сделать?

Мы нашли сорочонка на дороге. Точнее, в придорожной канаве. Он был весь мокрый и взъерошенный. И похож на очень грязный ершик для чистки бутылок. Только глазки у него блестели, как бабушкин бисер.

Ванька сказал мне:

— Не подходи. Это, наверное, крыса. Она тебя укусит и ты заболеешь чумой, холерой, бешенством и поносом.

Я сказала:

— Ты, Ванька, конечно, глупый. Какая же это крыса, если у нее всего две ноги и перья. Это, конечно, птенец. Он, конечно, выпал из гнезда и потерялся. А серый он просто от грязи. И мы, конечно, должны его спасти.

И я закатала штаны и полезла в канаву. А Ванька отошел на другую сторону дороги и сказал:

— Ну вот ты его и спасай. А я домой пойду. А то меня мама заругает.

Я сказала:

— Конечно, иди домой, Ванька. Все равно от тебя никакой пользы. Только беспокойство одно.

Тогда Ванька надулся, шмыгнул носом, подтянул штаны и сказал:

— А вот и не уйду никуда.

Но мне было уже некогда с ним разговаривать. Я подошла к птенцу вплотную и стала примериваться: как бы мне его поудобнее схватить. Птенец от страха запрокинул назад голову, закатил глаза и затих, как будто упал в обморок. Я взяла его с боков двумя руками, осторожно, чтобы не помять крылья, а лапки оставила свободными. С лапок и с хвоста капала грязь.

Канава в этом месте была неглубокая, чуть выше колена, но мои штаны все равно намокли. Берег у канавы был крутой и, когда я вылезала наверх, мне приходилось упираться в него лбом и локтями, потому что обе руки у меня были заняты.

На дорогу я выползла на четвереньках и была, наверное, еще грязнее птенца, потому что Ванька засмеялся и сказал:

— Ну и влетит же тебе дома!

Я повернулась к Ваньке спиной и оглядела птенца со всех сторон. Он двигал обеими лапами и вытягивал шею. На вид он был вполне целый и здоровый. Ванька обошел меня сбоку и протянул руку, чтобы потрогать птенца за клюв.

— Не тронь, Ванька, холерой заболеешь! — сказала я и пошла домой.

Когда мама меня увидела, она всплеснула руками и сказала, глядя куда-то вдаль:

— Не понимаю, как один ребенок всего за два часа может собрать на себя столько грязи!

А бабушка сказала:

— По-моему, их уже двое.

— Кого двое? — удивилась мама и посмотрела уже прямо на меня. И на птенца. А потом спросила железным голосом. — Что это ты опять притащила?! Орнитоз хочешь схватить, да?!

— Это не что, а кто, — объяснила я. — Он выпал из гнезда. Он поживет у нас, конечно, совсем недолго — пока не вырастет.

— Господи! Да когда же ты сама, наконец, вырастешь! — закричала мама, глядя куда-то на соседний участок.

Когда она меня так воспитывает я всегда вспоминаю, как зимой была во взрослом театре, и там артисты точно также кричали, и смотрели куда-то в конец зала.