Елена Габова: Отпусти меня

Я встала и, гордо подняв голову, скользнув взглядом почему по Ветровой, направилась к дверям.

– Может, хотя бы «до свиданья» скажешь? – опять влезла Власа. Она сначала сделала удивленную паузу, глядя, как я направляюсь к выходу, а потом ехидно спросила.

– Век бы вас не видать, – процедила я сквозь зубы.

– Что ты сказала?

Я хлопнула дверью.

Она молодая, училка эта с чудным именем. Из поколения тех молодых, которых родители назвали старинными именами. Мы тоже из этого поколения. У нас в классе нет Тань и Зин, как в мамином классе (она рассказывала), Нин и Галь. У нас две Даши, две Арины, Ульяна, Серафима, Анна (две), Настя, ну и так далее. И только одна Валька. Она рассказывала, что у ее мамы были трудные роды, и она поклялась, если девочка выживет, назвать ее именем акушерки. Потому Валька – Валька. У моей подруги редкое имя. Имя Власа тоже не прижилось в народе, в отличие от имен Дарья или Ульяна. Наша Власа одна на весь город или даже на всю область, а может, и на всю страну. Может, потому она такая вредная, вреднее всех других учителей, молодых и старых. Мы ее промеж собой Власой-Дурасой зовем. Она полная, лицо ничего, симпатичное, но это ее не спасает. Лучше пусть лицо некрасивое, но сам человек добрый. Не знаю, как это для самого человека, но другим такой расклад больше по душе.

На уроке на меня неодобрительно косилась Валька. Мы сидим за одной партой. Да что там неодобрительно! Она смотрела на меня зло и недоброжелательно, почти как математичка. Возмущение так и выплескивалось из ее синих глаз. На уроке она дождалась удобного момента и показала мне кулак. Ничего себе! Я состроила вопросительную гримасу навстречу ее взгляду, пожала плечами. Чего она? Я ничего плохого подруге не делала! Мы вчера вечером интересненько поболтали, и после нее я отправилась домой, а уж потом убежала в аэропорт с мокрыми трусами в кармане куртки.

Конечно, Валька не по поводу футболки возмущалась, будет она придавать значение каким-то пустякам. Она сама в футболке может в школу пришлепать. Я Вальку знаю, она моя самая лучшая подруга!

В школу она явилась со звонком, и мы не смогли перед уроком пообщаться. Математичка вошла за ней следом, буквально втолкнув Вальку в класс. Так Власа-Дураса на урок спешила! Ну конечно, надо же успеть двоек побольше наставить или настроение кому-то испортить! Но пока Власа прихорашивалась, поправляла волосы, открывала журнал, Валька успела нажать на телефоне какой-то номер и, наклонившись под партой, кому-то что-то сообщить. Я не слышала, что она говорила, она прямо-таки прошелестела голосом. У нас на уроках на телефоны табу, и если учитель увидит сотик в чьих-то руках, он его забирает и отдает только родителям. Поэтому мы показывать телефоны опасаемся. Но Валька рискнула кому-то позвонить. И уже после этого показала кулак! Я скорчила в ответ непонимающую рожу.

Домой я шла с бьющимся сердцем. Что сейчас будет! Я была готова к любой выволочке. Пусть. Да и сколько можно ее оттягивать? И вообще, взбучку я заслужила.

Когда я открыла дверь своим ключом, в квартире стояла тишина. Я осторожно приоткрыла дверь спальни матери и отчима.

Мама спала на боку, подобравшись в комочек. Ноги укрыла шалью. Светлые волосы закрывали щеку и плечо.

Ха! Мама спала! Спокойненько так. Сном праведного младенца. И вовсе она не ждала меня! Не переживала! Ни капельки!

Я не хотела скандала и боялась его. Но теперь мне показалось – лучше бы скандал, тогда бы я знала, что меня любят и за меня беспокоятся, чем такое равнодушие. Представьте себе, она спит! А дочь неизвестно где и, может, вообще уже неживая! А что? Разве так не могло быть? А если бы меня все же сунули в свою тачку мужики эти? Они бы меня не в «Детский мир» повезли куклу выбирать, можно догадаться.

Спит. Ручка под щечкой. Не беспокоится…

Ну и пусть. Ну и не надо. Начхать.

Какое счастье – рухнуть на свой диван.

Но буквально через пять минут в кармашке школьного рюкзака запел телефон. Я не взяла трубку. Просто не встала. Кто бы ни звонил – подождите, немножко посплю, хотя бы полчаска, ладно?

Я слышала сквозь сон, как проснулась мама, как она возилась на кухне, ставила чайник, звенела чайной ложечкой в чашке.

Мама меня все-таки жалела – не будила. Может, она все-таки немножко беспокоилась, где же я есть? Решила из жалости меня не будить, а узнать, что случилось и где я гуляла ночью, когда проснусь. Или ей все фиолетово?