Елена Габова: Отпусти меня

Я вышла из туалета в зал ожидания, села на свободное место и закрыла глаза. Поужинала, можно покемарить чуть-чуть…

Открыв глаза, я увидела, что вокзал полон людьми. Утро. У нас в городе ночные рейсы запрещены, потому что аэропорт находится близко от города, почти рядом с жилыми домами. Полеты начинаются в семь. Пассажиры стояли в очереди к стойкам регистрации в Москву, Петербург, Пермь. А потом начались объявления об отменах рейсов из‑за неблагоприятных погодных условий.

Я вышла в погодные условия. Был жуткий морозный туман. Около фонарей образовались кружки, как шевелюры у красивых седых стариков. Или как у одуванчиков. Этакие высокие одуванчики стояли вдоль улицы и по периметру парковки.

Чувство голода у меня после шоколадки и сока притупилось, во рту было даже чересчур сладко.

Куда идти? Утро, и не страшно в любую сторону. Ходят люди по своим делам, подкатывают машины, дворники скребут что-то на асфальте, хотя снега еще никакого нет. Нельзя же скрести туман. Соскребать его в кучу, в тучу, в настроение.

Туманное настроение. Вот что у меня было. Эдакий тугой туманный клубок образовался внутри меня. В тумане настроения я совсем растерялась. Куда двинуть? В школу рано. Домой… домой было поздно… я боялась идти домой, боялась скандала и выволочки. Мама распустит руки, как пить дать, распустит…

Поплелась в школу, а то холодно было жутко. Я прямо вся перекрутилась от холода, казалось, что плечи мои поменялись местами… Школу уже, конечно, открыли. Учителя, а тем более технички, приходят в школу раньше, чем мы. Уроки через час. Подожду там, в тепле. Постою в коридоре у подоконника. Меня оттуда не выгонят. И главное – никто не похитит.

Первым уроком была геометрия.

– Трофимова, ты почему в верхней одежде? – математичка уставилась на меня, как будто я сидела не в ветровке, а в ночной пижаме.

Я без слов сняла ветровку и повесила ее сзади себя на спинку стула.

– Вот тебе на! – снова удивилась Власа Григорьевна. – А почему в футболке?

– У нас сегодня физкультура, – буркнула я себе под нос. Ничего, она услышит, она ко мне почти вплотную приблизилась своим большим животом.

– Но кроме физкультуры есть ведь и другие уроки.

– Это не футболка, это – T-shirt, – сказали за моей спиной тихим басом.

Соколовский. Новенький. Почему-то он меня защищает, хотя его никто об этом не просит. Когда мы играли в школьном дворе в картошку и меня сильно ударил мячом Крупов, он сказал, что вышибет из него мозги, если он еще раз повторит.

– Что? – спросила сейчас Власа Григорьевна.

– Вам перевести с английского? – спросил Соколовский.

– Будь добр, переведи.

– Это рубашка в форме буквы «Т». А не футболка.

– А сейчас я переведу тебе с русского на русский, – Власа Григорьевна подошла к доске, положила указку, которую держала в руках, в желобок, сложила руки перед собой и язвительно-четко произнесла: – Итак. С русского на русский. Рубашка в форме буквы «Т» – это и есть футболка, которая приличнее всего на уроке физической культуры, в спортивном зале, а не в классе, где все одеты прилично. Всем понятно?

Класс молчал. Себе дороже – с учителями спорить. Да математичка ведь и права. Я в обычной затрапезной футболке. Я ношу ее дома со старыми джинсами. Кстати, именно они сейчас и были на мне.

Власа начала урок, неодобрительно поглядывая на меня еще некоторое время, затем уткнулась в классный журнал. Я опасалась, что доказывать теорему она вызовет меня: захочет добить, чтобы все полюбовались на мою красную футболку с надписью: «всё врут», особенно девчонки, особенно Ветрова Юлька, наша законодательница мод. Я приготовилась, если меня вызовут к доске, не смотреть в сторону Ветровой, а в случае, если взглянется, состроить ей навстречу высокомерную рожу. Но Власа вызвала к доске Федьку Черезова.

Власа хочет, чтобы было поприличнее? Хорошо! Приличнее, так приличнее. Ветровка точно поприличнее, по крайней мере на ней ничего не написано. Я повернулась назад, наткнувшись взглядом на Сережку Соколовского, сдернула со спинки стула ветровку и натянула ее на себя, наглухо застегнув до самого подбородка. В этот раз Власа не стала комментировать, она просто буравила меня упорным взглядом, в то время как Федор рисовал на доске чертеж.

А потом я подумала, что и другие учителя весь день будут вязаться ко мне то ли с ветровкой, то ли с футболкой, каждому надо будет что-то объяснять, не будет же это без конца Соколовский делать, очень ему нужно, ага… И вообще, я зверски хочу спать.