Холли Шиндлер - Темно-синий

Гитарное соло заполняет комнату, и динамики разрываются от мелодии «Жаль, что ты не здесь». Вот! Вот что я чувствую: я развернута, открыта, моя кожа уже не плотная и упругая, меня вывернули наизнанку. Я грохаю стакан с соком на прикроватный столик и несусь к проигрывателю. Торможу пластинку рукой с визгом, похожим на злобного кота, оттаскиваю иглу по винилу.

— Хватит! — воплю я.

Я плачу, как будто я тут одна, как будто в комнате нет никого, кто бы меня услышал. Потому что никого и нет. Здесь только я и этот труп, который раньше был мне родным.

Да, труп. Запнувшись на этом слове, я чувствую, как кружится голова. Но потом меня осеняет идея. Может быть, не самая отличная идея, но сейчас я готова ухватиться за последнюю соломинку.

— Хорошо, мам, — говорю я, доставая из шкафа ее кристаллы и расставляя их полукругом у кровати. — Знаешь, что мы будем делать? — спрашиваю я. — Мы устроим сеанс. Да, устроим сеанс. Прямо как в твоих книгах по оккультизму и метафизике, помнишь? Как в тот раз, когда мы пытались связаться с твоим отцом много лет назад. Помнишь? Ты, я и папа вызывали твоего отца. И пусть тогда не сработало, мама, пусть тебе не удалось с ним поговорить, но на этот раз сработает — я обещаю. Я не буду хихикать и все портить, как тогда, когда была маленькая. Сеанс! Мы тебя вытащим, мама. Мы заберем тебя с этой пустой земли. Мы возвратим тебя в мир живых. Ты слышишь меня, мама? Просто верь, ладно? Верь в меня, верь в эти кристаллы. В эти сильные, исцеляющие, вибрирующие кристаллы. Эти кристаллы работают, правда? Ты была права. Верь каждому моему слову, потому что я вытащу тебя…

Мне некого больше взять за руку, и поэтому я просто беру обе мамины руки. Сжимаю бледные, слабые пальцы.

— О, великие силы, — говорю я. — О, другой мир, дай нам силу. — Мой голос трясется, как желе на тарелке, потому что не знаю, что делаю, я просто выдумываю на ходу всякую чушь. — Дай нам силу вернуть Грейс Амброз. Грейс Амброз, рожденную третьего апреля одна тысяча девятьсот семидесятого года. Грейс Амброз, любительницу арахисового масла и сэндвичей с беконом, искусства и любительницу… — мой голос дрожит, — Ауры Амброз. Взываем к тебе, пожалуйста, позволь ей вернуться невредимой. Она принадлежит реальному миру. Ее имя Грейс Амброз, и она еще не мертва.

Но, смотря на нее, нельзя сказать, что это так. Слезы, оставившие на моих щеках серебряные дорожки, начинают капать с нижней челюсти. И я больше не могу сказать ни слова.

Полчаса спустя я стою на тротуаре перед фотостудией «Зеллере». Смотрю сквозь витрину, пока Нелл не появляется в поле зрения. Проходит в переднюю комнату и отвечает на звонок. Говорит несколько слов в трубку и роется в бумагах на столе. На секунду поднимает взгляд и пристально смотрит на меня. Говорит что-то еще в телефон, наверное, «могу я перезвонить вам?».

Я дрожу. Мне хочется убежать, но не могу: мои ноги превратились в уродливые корни, которые проросли сквозь тротуар. Я разорвала серый бетон, как дерево разрывает надгробие на старом кладбище. Я все разрушила, и неудивительно — Аура Амброз, Самый Большой в Мире Облом. Не может даже позаботиться о собственной матери, не может помочь ей, что за посмешище. Какое жалкое оправдание. Я ничего не значу. Ничего, ничего не значу.

Нелл открывает переднюю дверь своей фотостудии и пялится на меня.

Я пытаюсь открыть рот, но ничего не выходит. Я грязная, потому что не голову же мыть в такое время? И на мне та же нестираная толстовка, в которой я хожу третий день, так разве кто-то захочет быть бабушкой такой, как я? Но у меня сейчас нет выбора — здесь, в углу, в который я себя загнала. Я жажду рассказать этой женщине, стоящей передо мной, что мы как ступеньки в лестнице и между нами только одна ступенька. Я пытаюсь сложить слово — бабушка, — но все, что выходит наружу, всего лишь жалкое «баапх…».

Жаль, что я не была прозрачной в те выходные, что проводила у Нелл, работая не столько из нужды иметь карманные деньги, сколько из желания видеть ее, знать, как звучит ее голос. Жаль, что все это время она не знала, как мне хотелось приблизиться к тому, что унес с собой папа: к семье. Хотелось узнать, еще раз узнать, какое это прекрасное слово на ощупь.

Это плохая идея, говорю я себе. Очень плохая идея… Как я все объясню? И почему Нелл должна хотеть помочь? Никто не хочет. Никто — ни папа, ни Дженни.