Тамара Михеева - Дети дельфинов

— Так там разве такой принцип? Мне папа про это рассказывал, там по-другому совсем.

— Да? Ну, не знаю тогда, с чем сравнить… Я, если честно, еще не до конца это изучил. — Максим усмехнулся. — Люди думают, что изобретают что-то новенькое, а на самом деле в природе все давно есть.

Движение у наших ног остановилось, будто все шуршуны замерли, услышав слова Максима.

И тут я увидел его! Настоящего живого шуршунчика!!! Серого, ушастого, с темными полосками на спине и коротким пушистым хвостом. Я завопил от радости.

— Тише! — прикрикнул Максим, но было поздно: шуршунчик опять исчез.

— Не надо кричать, — объяснил Максим. — А то они думают, что мы кричим, потому что они страшные или уродливые.

По всему ангару одобрительно зашуршали.

— Ну, они прямо как люди, — развела руками Роська.

— Не исключено, — заметил Максим.

Весь следующий месяц Максим занимался шуршунами, целыми днями пропадая в ангаре. Иногда он даже засыпал там, забывал обедать и ужинать. Роська его ругала и стращала всякими ужасами. Но он все равно забывал. Как-то раз Вероника снисходительно сказала нам:

— Вам, милые дети, не понять его рвения. Ведь в вас не горит пламень научных открытий. А если ты, Ярослава Андреевна, так уж беспокоишься, то носи ему еду в лабораторию.

Так мы и стали делать. Роська наливала суп в банку, делала целую гору бутербродов, заливала в термос чай с лимоном, и мы несли все это в ангар.

Максим смущенно говорил:

— Ну что вы… зачем?

Но на еду налегал. В общем, вел себя как типичный ученый, в котором горит этот… «пламень».

Сидели мы у Максима недолго. Шуршунчики оказались очень беспокойными зверьками. Нас они давно уже не стеснялись, становились видимыми, сновали под ногами, забирались на колени, прыгали на плечи, а шум от них стоял такой, что через десять минут Роська начинала стонать:

— Как ты их выдерживаешь? Не мог открыть что-нибудь поспокойнее?

Максим улыбался, а мы спешили уйти. У нас были свои открытия.

На берегу Каменных Крокодилов мы однажды увидели лису. Она тревожно понюхала воздух и ускользнула куда-то в камни. Мы бросились за ней и нашли нору, где было пять пушистых рыжих лисят. Мы не стали их трогать, просто посмотрели и все. Роська тут же захотела себе ручного лисенка.

В одной из бухт мы отыскали грот и играли в пиратов. Роська учила меня нырять с высоты, но у меня ничего не получалось: я не мог перебороть страх. Роська насмешливо щурила свои морские глаза и качала головой. Но я ее не стеснялся: что такого? Она тоже много чего боится.

А однажды… Однажды мы нашли Запретную зону.

В тот день мы с Роськой решили углубиться в Холмы — может быть, удастся разгадать их тайну? Мы шли от Зеленого холма по еле заметной тропинке. В траве шуршали змеи, но на тропинку не выползали, и страшно не было. Ветер гнал легкие облака в высоком небе. Один я никогда не уходил в Холмы так далеко.

— Смотри, — сказала Роська, — тропинка стала шире.

И правда: раньше мы шли гуськом, а теперь могли пойти рядом взявшись за руки. Скоро тропинка переросла в дорогу, по которой не только ходили, но и ездили: огромные колеи темнели с обеих сторон.

— Рось, откуда это здесь?

В траве вдоль дороги лежали в метре друг от друга телеграфные столбы. Мы ожидали увидеть что угодно: второй маяк, старинный замок, потухший вулкан, лошадиные черепа. Но откуда здесь телеграфные столбы?!

— Может быть, Поселок хотели расширять? — предположила Роська.

— Почему тогда так далеко? Поселка-то уже и не видно. И почему следы машин только тут появляются? Будто с воздуха приземлились…

— Инопланетяне? — распахнула Роська желтые от степной травы глаза.

— Ага, пришельцы, — мрачно усмехнулся я, потому что в пришельцев не верил. И тут я увидел ЭТО.

Между Холмов росли деревья. Издалека было не разглядеть, какие именно, но большие, настоящие. Подойдя поближе, мы увидели заросли кустарника и высокую некошеную траву. Зеленый оазис в степной пустыне, обнесенный высоченным забором. Я крепче сжал Роськину руку:

— Пойдем, Рось. Надо разведать.

Роська сдержанно кивнула, и на секунду мне показалось, что я слышу, как стучит ее сердце. Ну и что? Мне самому было страшно.

На распахнутых воротах висела покосившаяся табличка с облупившейся краской: «Не входить! Запретная зона!»

Мы, конечно, вошли. Раньше здесь было, наверное, что-то вроде парка: белели в разросшихся кустах акации две скульптуры (мальчик-рыбак с удочкой и ведром и девушка с караваем), стоял покосившийся турник, в щелях дорожек, выложенных плитками, виднелись остатки клумб, росла трава. Тишина стояла такая, что мурашки по коже бегали.