Ульф Старк - Мой друг Перси, Буффало Билл и я

— Больше никогда-никогда не стану играть, если он будет с нами! — кричала она. — Придурок несчастный!

— Да он же просто в тебя влюбился, — попытался урезонить ее Перси.

— Заткнись сейчас же! — огрызнулся я. — Я ей всего лишь анекдот рассказал, а она не захотела слушать.

— Да они такие скучные, что умереть можно!

— Вовсе нет, — возразил Перси. — Вот послушай. И он рассказал одну историю из тех, которые я прочитал ему накануне вечером. Одну из самых худших — об офицере, который должен был кинуть ручную гранату. И — надо же! — Пия смеялась до упаду. От ее хриплого смеха крапивные ожоги жгли еще сильнее — будто меня кололи тысячами раскаленных иголок. Перси похлопал меня по плечу и шепнул:

— Теперь ты давай! Расскажи тот, про полковника.

И я рассказал.

— Один полковник вышел перед строем… — начал я.

Но Пия даже не улыбнулась. Ни разу. А Классе смеялся. И Бенке с Биргиттой тоже. А Пия не сводила глаз с Перси и лишь под конец чуть пожала плечами.

— Ну разве не скукотища? Чушь какая-то! — заявила она. — Ничуть не лучше прежнего. Придете завтра плавать в бухту?

Хоть она и сказала «вы», но смотрела только на Перси.

— Придем, — пообещал он.

— Ну не знаю, — буркнул я. — Пошли уже.

— Выкинь ты ее из головы! — посоветовал Перси, когда мы вернулись домой. — Она просто юмора не понимает. По крайней мере, юмора в форме.

Мы раскачивались в гамаке взад и вперед, чтобы немного успокоиться. Дедушка чинил водосточную трубу. Брат держал ему лестницу.

— А должна бы понимать. У нее ведь отец — летчик, — сказал я. — Зачем ты перед ней выпендривался? Я же тебя предупреждал!

— Ничего я не выпендривался.

— А вот и выпендривался!

— Да мне она даже ни капельки не нравится. Знаешь, на кого она похожа? На пекинеса! Правда. Гав-гав!

Перси пошевелил ушами и залаял.

Я пихнул его в живот.

— Не смей так о ней говорить!

— Да что на тебя нашло?

Мне хотелось еще ему врезать, но Перси перехватил мою руку — как раз в том месте, где были волдыри от крапивы. Я так взвыл от боли, что дедушка чуть не свалился с лестницы.

— Чем вы там занимаетесь?! — заорал он, спустился на землю и выплюнул маленькие гвозди, которые держал во рту.

— Да это он крапивой обжегся, — объяснил Перси.

— И чего ты вопишь как резаный? — хмыкнул дед. — Я один раз ползадницы обжег о паровой котел. Потом целый месяц сидеть не мог. Но я нюни не распускал.

Он поднял меня и, перекинув через плечо, отнес к починенному стулу со львиными ножками. Потом достал вату и кофейную чашку с уксусом.

— А щипать будет? — спросил я.

— Пощипет, зато поможет, — ответил дедушка.

И протер сыпь уксусом. Защипало так, что у меня мурашки побежали по телу и слезы прыснули из глаз. Но я сдержался. Только губу закусил.

— Как же тебя угораздило так обжечься? — спросил дедушка.

— Вы что, никогда не влюблялись? — встрял Перси.

— Что ты такое городишь, парень?

Дед впился острыми взглядом в моего друга.

— Разве вы никогда не были влюблены по-настоящему? — повторил Перси.

Тут дедушка перевел взгляд на бабушку. Она сидела на своем стуле, курила и смотрела в окно — такая же красивая, как всегда, в серой кофте на пуговицах и с золотыми серьгами в ушах.

— Я до сих пор влюблен, — проговорил дедушка.

А когда проходил мимо бабушки, чтобы вылить уксус из чашки, наклонился и попытался погладить ее мимоходом по щеке своей мозолистой ладонью. Но она отстранилась — так резко, что серьги закачались в ушах.

— Прекрати свои глупости, — велела она.

Дедушка ушел, не сказав ни слова. И мы с Перси тоже. А жечь и вправду стало меньше.

Дед стоял у большого валуна. Камень возвышался среди грядок клубники — круглый и черный, словно надгробный памятник. Казалось, всё зло, печаль и отчаяние впитывались в него год за годом и делали только тяжелее и чернее. Дедушка прижался лбом к его шероховатой поверхности и тихо ругался:

— Как же я ненавижу этот чертов валун! Ну зачем, зачем он тут вырос?

— Это его Бог сбросил, — предположил я. Дедушка посмотрел на меня покрасневшими глазами, будто не узнавая. Потом протянул руку, словно хотел погладить меня по волосам. Но отвел ладонь и вместо этого вытер свой лоб.

— Может, и так, Ульф, — проговорил он. — Но послан он мне в наказание.

— Хотите, я почитаю про Буффало Билла? — предложил Перси.