Николай Печерский - Масштабные ребята

Был у меня и свой личный план — обставить Леньку Курина. В коридорчике, возле комнаты, где работал Ленька, стоял бачок с водой. Через каждые полчаса я бегал туда и смотрел, как работает Ленька. В животе у меня было сплошное наводнение. Но что я мог сделать? Не бегать же в коридорчик просто так…

Похоже, Ленька меня немножко опередил. Это было потому, что работал я не так, как некоторые другие, и нажимал на качество. Урок, который мама задала мне с картошкой, не пропал зря. Стоило посмотреть на мою гладкую, без единой морщинки штукатурку, и все сразу было ясно.

Штукатурка стен — дело тонкое и хитрое. Сначала надо было бросить в ячейки из мягких полосок драни жидкий раствор, смочить каждую щелочку и впадинку. Это называется обрызг. После обрызга на стену кладут густой, вязкий слой раствора — грунт и уже потом, когда ячейки полным-полнехоньки, будто пчелиные соты, начинают накрывку. Накрыл стену тонкой гладкой пленочкой, затем полутеркой — и порядок!

Я штукатурил свою стену и представлял, как будет здесь, когда в дом придут первые новоселы. Там, где работает Манич, они поставят кровать, там, где Ира-маленькая — книжную полку, а вот тут, возле меня, — тумбочку с белым кувшином для цветов. Это будет уже совсем скоро. В комнату с чемоданами в руках войдет мужчина в сереньком простом пиджачке, женщина с узелком и белокурая девчонка с куклой, завернутой в белую тряпочку. И вмиг комната станет еще красивее и пригожей. Штукатурка не даст ни одной трещины, ни одной вмятины, потому что клал ее и затирал полутеркой не кто-нибудь, а настоящий штукатур!

Настало время обеда. Уже давно простучали по сходням каблуки ребят, а я никак не мог оторваться от работы. Еще немножко — и я перегоню Леньку. Когда я в последний раз бегал пить воду, я видел, что у Леньки было заштукатурено чуточку больше, чем у меня.

Глядя на меня, работали Ира-большая и Ира-маленькая. Манич не решался уходить один и топтался у порога, как конь.

Снизу послышались крики.

— Эй, Квасницкий, где ты?

Я положил сокол на ящик с раствором и пошел строиться. По дороге я еще раз заглянул в Ленькину комнату. Ленька наштукатурил больше, чем я, но хуже. Это было видно с первого взгляда.

Мысль, что Ленька временно победил меня, не давала мне покоя ни в столовой, ни в палатке, когда наступил тихий послеобеденный час. Я лежал на кровати и злился.

Ребята поворочались немножко и начали засыпать. То в одном месте, то в другом слышался бодрый самоуверенный храп. По-видимому, уснул и Ленька. Я спустил ноги с кровати, нащупал ногой тапочки. Если я сейчас выйду, никто мне ничего не скажет. У человека даже во время тихого часа могут быть свои личные дела. От этого не застрахован никто.

Я прибежал на стройку, взял свой сокол и начал с ходу бросать в ячейки раствор. Вокруг было тихо и немножечко грустно, как бывает всегда в большом пустом доме. Где-то вдалеке, видимо, на самом краю поселка, стучали топоры плотников и глухо урчал, ворочая глыбы земли, экскаватор.

И вдруг я услышал на первом этаже песню. Интересно, кто это может быть? Я спустился на цыпочках вниз и к удивлению своему увидел Пал Палыча. Он стоял посреди комнаты и размешивал в ящике деревянным веслом раствор.

Сейчас он наверняка думал, что все ребята лежат в кроватях и переваривают пищу химическим путем. Я послушал песню Пал Палыча и дал задний ход. Не надо лишать человека приятных заблуждений.

Вскоре возле дома послышался шум и гам. Пришли ребята. Меня, оказывается, никто не разыскивал. Все думали, что я пришел на работу чуточку раньше. Никто не спросил меня, почему я только в трусах и майке. У каждого может быть свой вкус и своя мода.

Снова стало весело и шумно в нашем доме. Работали все, как звери. Никаких перекуров и пустых разговоров. Вытрешь пот со лба и снова за дело. Где тут перекуривать, когда седьмой-б наступает на самые пятки. Жару поддавал наш инструктор производственного обучения Ваня. Прибежит от наших противников, глянет, кто как работает, и кричит на весь дом:

— Нажимай, братва, седьмой-б обгоняет!

Это была военная хитрость. Нам Ваня говорил, что обгоняет седьмой-б, а седьмому-б — наоборот.

В конце дня пришел прораб Афанасьев с железной рулеткой. Он промерил, сколько едали мы и сколько седьмой-б, что-то подсчитал, заглянул в книжечку со своей знаменитой калькуляцией и сказал:

— У седьмого-а — сто три процента, у седьмого-б — сто один. Пока победил седьмой-а.

Мы страшно обрадовались и даже пропустили мимо ушей слово «пока». Видимо, прораб сказал, что мы победили «пока», непродуманно. Он еще не знал, с кем имеет дело. Больше всех, конечно, радовался я. Наш класс обогнал седьмой-б на два процента потому, что я не переваривал, как некоторые другие, пищу химическим путем, а работал. Это все-таки приятно — принести победу своему классу.