Николай Печерский - Масштабные ребята

— Здравствуйте, Пал Палыч!

Ира-маленькая привела Пал Палыча прямо из больницы. На Пал Палыче был черный, помятый в больничной кладовке пиджак, а под ним — застиранная полосатая пижама. Пал Палыч подошел к столу, за которым заседал со своими протоколами милиционер, и сказал:

— Я — классный руководитель. Я плохо воспитывал своих учеников и поэтому должен за все отвечать сам. Прошу отпустить ребят домой.

Милиционер попытался возразить, но Пал Палыч вежливо остановил его рукой.

— Встать! — скомандовал нам Пал Палыч. — По домам — марш!

Мы вскочили со своих мест и ринулись к выходу. Мы знали, что сейчас тут самый главный и самый важный человек — наш классный руководитель Пал Палыч.

Седьмой-б сразу разбежался по домам, а мы остались возле школы ждать Пал Палыча. Минут через пятнадцать из школы вышел милиционер, а за ним Пал Палыч с толстой, похожей на букву «Т» палкой в руке. Милиционер свернул куда-то влево, а Пал Палыч, прихрамывая и опираясь на «Т», пошел прямо — долечиваться в свою больницу.

Но Пал Палыч не остался в больнице. Он забрал там свою рубашку, галстук, связку книжек, которые читал во время болезни, и пошел домой.

После возвращения Пал Палыча из больницы в воздухе сразу запахло грозой. Пал Палыч бросил дома свои книжки и сразу же отправился к директору, который с утра сидел в ДОКе и смотрел, как работает новый токарный станок. Пал Палыч и директор пошли на почту и начали звонить оттуда в Якутск какому-то начальнику.

После телефонного разговора прошел какой-нибудь час-два, и мальчишки из младших классов уже бегали сломя голову по ПГТ и разносили по домам записки. Родителей седьмых классов срочно вызывали в школу на собрание.

Мой отец уехал на все лето в тайгу и в школу отправилась только мама. Дома о драке никаких разговоров не было. Молчала мама, помалкивал и я. В голове у меня была какая-то сплошная каша. Я уже и сам толком не знал, что мне отвечать — да или нет.

Мама пришла в половине одиннадцатого. Она сняла свою шерстяную кофточку, капроновый шарфик, который надевала только на праздник, и отправилась на кухню. Я постоял немножко посреди комнаты и тоже пошел на кухню.

Задумчиво и тихо звенела в руках мамы посуда. Мама накрывала на стол и старалась не смотреть на меня. Так бывает всегда, когда хочешь сказать что-то очень важное и в то же время не совсем ясное и понятное для самого себя.

В конце концов я не выдержал и спросил маму:

— Что у вас там было на родительском собрании?

Мама намазала маслом кусочек хлеба и положила возле моей чашки.

— Ничего особенного, — сказала она. — Послезавтра поедете в тайгу на производственную практику. Я думаю, подметать улицы — это не совсем то, что надо. Как по-твоему?

По-моему, было точно так, как и по-маминому — раз практика, значит, практика.

Мы сидели с мамой за столом целый час и обсуждали предстоящую поездку. Километров за сто отсюда на берегу Вилюя строили какой-то большой поселок. Мы не знали, кто будет жить в новых домах — искатели подземных железных кладов, золотых россыпей, меди, цинка или чистых, как бусинки росы, алмазов. У нас в Якутии есть почти все элементы периодической системы Менделеева. Если бы какой-нибудь волшебник открыл сразу все недра, люди вскрикнули бы от удивления и радости.

Лег я поздно и всю ночь видел коротенькие и какие-то суматошные сны.

Я не люблю рассказывать скучные вещи и зря чесать языком. Кому это нужно — как мы ехали, как нас швыряло в кузове с одного борта на другой, как застревали в ржавых прокисших болотах? Если бы не одна история, которая случилась со мной в пути, я бы вообще не сказал про нашу поездку ни слова.

На дне кузова ехал я недолго. Манич растолкал ребят и пригласил меня к себе на краешек скамейки. Манич оказался предупредительным и вежливым человеком. Он по-братски обнял меня и придерживал за плечи, когда машину бросало на ухабах и приречных камнях.

Во время таких трогательных объятий Манич навалился на меня всем телом и шепнул:

— Коля, давай с тобой дружить?

Я согласился. В конце концов, если хорошо подумать, Манич тоже человек…

Часа в три машины свернули на поляну и остановились.

— Дальше сегодня не поедем, — сказал Пал Палыч. — Варите суп, а вечером проведем возле костра пионерский сбор.

Мы начали развязывать свои рюкзаки и сумки. У всех было одно и то же — пшено, картошка и свиное сало. Теперь мы одна семья. Что ест один, то и другой.