Эдуард Шим - Жук на ниточке (сборник)

Роет Медведь землю, чавкает, сопит, – ух, развеселился!

Потом слышит: песенка. Выводит кто-то:

Оглянулся – нет никого. А песня совсем рядышком была!

Не сообразил сразу-то, что это сам распевать начал.

Вот как Весна угодила!

На берёзовой опушке лесные мамы хвалились друг перед другом своими детками.

– Ах, какой у меня сын! – сказала мама Олениха. – Наглядеться на него нельзя. Копытца точёные, ножки пряменькие, шейка высоконькая… Лёгонький, как ветерочек!

– Ммм, сын, конечно, неплох, – сказала мама Барсучиха. – Но куда ему до моих деточек! Уж такие они нарядненькие, такие разумненькие! Родились в марте, в апреле уже глазки открыли, а нынче – поверите ли? – даже из норы выбегают…

– А сколько их у вас? – спросила Олениха.

– Уж, конечно, не один и не два. Целых три!

– Можно вас поздравить, – сказала мама Ежиха. – Но всё-таки моих деток с вашими не сравнить. У меня их – пять душ! И вы знаете, у них уже шёрстка появилась… и даже иголочки твёрденькими становятся… Ну не чудо ли?

– Хрю! – сказала мама Кабаниха. – Пять – это хор-рошо. Ну а что вы скажете, если их – десять?

– А у кого их десять?! – поразилась мама Ежиха.

– Хрю-хрю… У меня! Ровно десяточек, и все как один… хрю!.. мохнатенькие… хрю!.. полосатенькие… хрю!.. подвизгивают этак тоненько, как птички… Где ещё такое семейство найдёшь?

Не успели мамы согласиться, как вдруг с поля раздался голос:

– У меня семейство получше!

И на опушке появилась мама Хомячиха.

– Ну-ка, – сказала она, – попробуйте догадаться, сколько у меня деток!

– Тоже десять! – хрюкнула мама Кабаниха.

– Двенадцать? – спросила мама Барсучиха.

– Пятнадцать? – шепнула мама Ежиха и сама испугалась, назвав такое большое число.

– Как бы не так! – сказала мама Хомячиха. – Подымайте выше! У меня деток – восемнадцать душ, во сколько! И чего там болтать про шёрстку, про глазки – это всё пустяки. Мои детки уже работать начали. Даром что малы, а уже каждый себе норку копает, жильё готовит. Представляете?

– Да, ваше семейство – самое замечательное! – признали все мамы. – Вы подумайте: восемнадцать деток-работничков!

Долго бы ещё удивлялись мамы, если бы на опушке не появилась Зайчиха.

Хвалиться она не стала, шла тишком-молчком.

Никто не узнал бы, сколько у неё деток, если б мама Олениха не спросила:

– Ну а сколько душ в вашем семействе?

– Не знаю, – сказала Зайчиха. – Кто ж их считал… Может – сто, может – тыща, а может – и ещё больше.

– Как так?! – подскочили мамы. – Не может быть!!

– У нас именно так и бывает, – сказала Зайчиха. – Мы со своими детками не привыкли нянчиться. Рождаются зайчата, мы их разом накормим, а потом где-нибудь под кустом оставим – и до свиданьица!

– Зачем же! Как безжалостно! – закричали мамы.

– А затем, что так – лучше. Затаятся зайчата под кустом, притихнут – и ни волк, ни лиса их не найдут. А будь мы рядом, так навлекли бы на них беду.

– Но ведь они же маленькие!

– Маленькие, да удаленькие… И прятаться умеют, и видят зорко, и слышат чутко. Да и шубки у них тёпленькие.

– А кто же их кормит-то?

– Да любая Зайчиха, которая встретится. У нас ведь нету чужих деток, все – родные. Нынче я одного прокормлю, завтра – другого. Вот и выходит, что все зайчата в лесу – из моего семейства. А сколько их, никто не ведает. Может – сто, может – тыща, а может – и того больше. Посчитайте попробуйте!

И тут уж все мамы поняли, что всё-таки самое удивительное семейство в лесу – заячье.

Очень я, Черёмуха, на людей обижаюсь…

По весне белого кружева напряду, с головы до ног наряжусь, стою – как невеста… Глядите, стар и мал, любуйтесь. Пусть у вас на душе станет радостно! А люди – ломать меня.

По стволу карабкаются, сучья гнут, веточки обдирают. И не поймут, что ведь себе хуже! Веточки в комнате долго ли простоят – вот уж и осыпались… А цвела бы я нетронутая, так сколько бы дней глаз веселила!