Рудо Мориц - Его большой день

От таких мыслей разламывается голова. Нельзя им поддаваться, он не смеет капитулировать! Но нет сил отогнать прочь проклятое наваждение. Ярослав стискивает зубы, кусает губы, пальцы его судорожно впиваются в руль. Оставшиеся крохи сил он вкладывает в ноги и чувствует, просто ощутимо осязает, как силы покидают его, уходят безвозвратно, и других у него нет.

Наконец впереди сквозь деревья просвечивают контуры города. Трубы, высокая башня и множество красных крыш.

Город, а в нем — финиш!

Наконец-то!

Финиш!

Финиш — это значит спрыгнуть с велосипеда, закутаться в одеяло, смочить пересохший рот, облиться водой и бухнуться в постель. Как много значат какие-то там обыкновенные пять букв! Если б ты только знала; Вожена, сколько воли надо порой иметь! Видела б его сейчас мама, определенно заломила бы в отчаянии руки. И без того она попрекает его велосипедным безумием. Но сейчас, мама, не надо заламывать руки, не надо плакать, твой сын не сдался, не капитулировал, у него сердце настоящего мужчины!

И он уже не сдастся, что бы ни произошло, и пускай за ним тащится «подчищалка», словно поглощающая слабых алчная звериная пасть. До финиша всего несколько километров. Он будет у финиша, даже если придется нести велосипед на себе!

Через город он ехал на велосипеде, вихлявшемся из стороны в сторону, не слыша криков с переполненных зеваками тротуаров, и лишь одна мысль пульсировала в мозгу: «Я должен, я должен, я должен дойти!..» А когда он пересек отметку — до финиша один километр, он отсчитывал глазами уже каждые сто метров. Еще пятьсот, четыреста, триста… вот и стены стадиона, ворота… он выезжает на финишную прямую. В глазах круги, черные и красные круги, и чем медленнее он крутит педали, тем быстрее, в сумасшедшем вихре, несутся эти круги. Сквозь туман он видит поднятые руки. Будто из дальней дали, с трибун до него доносятся крики, приветствующие последнего гонщика. А на пьедестале почета стоят трое, и среди них — Рудо. Рудо пришел третьим, значит, все было не напрасно!

К Ярославу спешит мальчик с клетчатым одеялом, следом бежит еще кто-то, потому что последний велосипедист, не удержавшись на ногах, осел на гаревую дорожку. Его поднимают, поддерживают, говорят ободряющие слова. Кто-то тащит носилки, но Ярослав собирает всю свою волю и отказывается: не хватало, чтоб его несли! Рядом стоит и тренер, поддерживает его, чуть ли не поднимая на руки, и приговаривает:

— Спасибо, Ярка, от всех, ты принес большую жертву!

Ярослав улыбается, ему хочется спать, смертельно хочется спать, но он превозмогает себя, потому что подбежал сияющий Рудо и радостно целует его.

— Ты представляешь, мы заняли пятое место! Ты нам здорово помог, Ярка!

Ярослав уже самостоятельно стоит на ногах. Дрожит, но стоит на собственных ногах. Стоит и слышит тихий всхлип. Кроме него, никто этого не слышит: ведь стон выходит из самой глубины его души. На язык просятся горькие слова, но он проглатывает их и молчит, потому что, даже придя последним, он пережил свой большой день. И Ярослав горестно улыбается, берет протянутый кем-то стакан с соком и пьет, смывая во рту противную горечь.

Моросит мелкий дождь, и в черном зеркале мокрого асфальта отражаются огни уличных фонарей, витрины, автомобильные фары и пестрые неоновые рекламы. Эрвин окунулся в это разноцветное сверкание красок, но ничего не замечал; он брел, сам не зная куда, понурив голову и подняв воротник.

Только что он напряженно ждал у приемника сообщения из Флоренции. Но, услышав его, настолько был ошарашен, что не смог усидеть на месте, его будто катапультой подняло со стула и погнало в темноту дождливого вечера, наполненного игрой света и теней. Мать испуганно допытывалась, что стряслось и куда это он на ночь глядя? Напрасно — Эрвин ничего не слышал: в голове у него, будто тяжелые волны у плотины, перекатывались слова последних известий: «…рады вам сообщить, что наша юношеская сборная победила и во второй встрече и таким образом вышла в финал. Победу над командой Великобритании наши юниоры одержали со счетом два — ноль…»

Победили, вышли в финал. Два дня назад обыграли швейцарцев, теперь вот англичан, затем встретятся с итальянцами — и выиграют первенство. И все без него, без блестящего крайнего нападающего, которому нет равных, без «Суареса»! [4] Суарес — известным футболист, крайний нападающий португальской команды. Он-то был уверен, что без него они погорят, а они выигрывают! Как же это? Не ему ли непрестанно твердили: «Ты играешь лучше всех, без тебя мы никуда». И вот, черт побери, прекрасно справляются! А как ему хотелось дать им почувствовать, кем они пренебрегли! Все, задуманное им, пошло насмарку, все рухнуло. Он ведь заранее приготовил, какие сказать слова, когда спросят, почему он не поехал на первенство. Все было обдумано, оставалось только выложить: «Во всем виноват директор, плешивый директуля, который вбил себе в голову, будто из его школы должны выходить сплошь одни сухари-математики. И тренер виноват, потому что не настаивал, не дрался за Суареса, за своего стремительного крайнего нападающего…» И вдруг нате вам, оказывается, виноватых нет, наши выиграли, выиграют и последнюю встречу, и тогда никто и не спросит, как получилось, что он не поехал с командой.