«Дуркой» Дуньке грозили не раз, но она хорошо знала, что никто и никогда её туда отправить не сможет, потому что школьный психолог, Нинель Аркадьевна, считала, что с головой у Дуньки всё в порядке. Да-да! Дунька сама лично это слышала, как та директрисе говорила: «Голова у Цыгановой светлая! Память феноменальная, ум – острый и быстрый, способности – на редкость». И даже назвала её «ходячей энциклопедией». С тех пор Дунька её зауважала.
Нинель Аркадьевна, в отличие от других учителей, никогда и никуда не торопилась, ходила по школе плавно, словно опасалась расплескать свою неземную красоту. Оставаясь одна дома, Дунька иногда перед зеркальной дверкой платяного шкафа копировала её походку. Но долго ходить с гордо поднятой головой, как это делала Нинель Аркадьевна, у неё не получалось. Уставшая шея не выдерживала, и голова снова втягивалась в плечи. Ещё бы! У Нинель Аркадьевны шея лебединая и, пожалуй, раза в три подлиннее Дунькиной. Дунька смирялась: ну что ж, вот вырастет шея – тогда и займусь походкой. А сейчас-то зачем? Кто оценит?
С мнением Нинель Аркадьевны по поводу своей персоны была полностью согласна. А что?! Все диктанты и контрольные она, Дунька, писала на пятёрки. Придраться было не к чему. Елена Сергеевна только руками разводила: «Как ты, Цыганова, умудряешься с контрольными справляться? Ведь слушаешь урок вполуха!»
А ещё Дунька отличалась от своих одноклассников тем, что никого и ничего не боялась. Ей смешно было наблюдать за тем, как реагировал класс, когда учительница вдруг повышала голос. У одних тут же вжималась в плечи голова, у других, наоборот, неестественно выпрямлялась спина, у третьих испуганно вытягивались лица. И буквально все сразу примерно складывали на парте руки. А Дунька, посмеиваясь, только резво крутила головой.
Она всегда вела себя так, как считала нужным. По словам всё той же бабы Зои, в зависимости от того, «какая шлея под хвост попадёт». Её даже к психиатру мать водила. Причём самым хитрым образом. Дуньку тогда мучил сильный кашель, прямо душил по ночам. В горле свербило и щекотало так, что спать не могла. И если бы не этот противный кашель, в поликлинику мать бы её не затащила.
Толстый коротышка, с рыжими усами и веснушками на крупном носу, очень похожий на отъевшегося кота Базилио, в белоснежном, как на сказочном Айболите, халате, долго разглядывал её с нескрываемым любопытством. Потом наконец насмешливо спросил:
– На голову не жалуешься?
– Не-а! – мотнула головой Дунька. – Что мне на неё жаловаться? Голова как голова, и даже получше, чем у многих.
– А ведёшь себя почему так бесцеремонно?
– А тебе что? Сам за своей головой следи.
Тот хмыкнул и потёр рукой свой двойной, очень похожий на свинячий, подбородок.
– Я – врач. И могу положить тебя в больницу. Не в простую… а в психдиспансер. Вот вызову сейчас санитаров, и они наденут на тебя смирительную рубашку. Будешь знать тогда!..
– А что я сделала?! – вытаращила на него глаза Дунька.
– И вообще, – продолжал коротышка, – я намного старше тебя, пожалуй, уж в прадедушки гожусь. Так что потрудись обращаться ко мне уважительно – на «вы».
Но Дунька пропустила это мимо ушей.
– Если ты такой старый, почему работаешь? Давно на пенсию пора. И при чём здесь санитары? Я ж не буйная…
– Язык у тебя больно длинный! И правилам школьным не подчиняешься!
Он хотел было и дальше поучать её, но Дунька оборвала:
– Школа не армия! Это в армии солдаты генералам подчиняются. К тому же я девчонка.
– Тем более! – сразу прицепился к слову доктор. – А ведёшь себя хуже хулиганистого мальчишки!
– О-ой! Началось! – артистично закатила она глаза. – Придумал бы что-нибудь новенькое! Это мы уже проходили!
Но, видно, ничего новенького этот Айболит придумать не мог, чвакал губами и буравил её своим насмешливым взглядом. Дунька отвернулась к окну, всем видом своим демонстрируя, что потеряла всякий интерес к этому никчёмному разговору. А тот вдруг свёл лохматые брови.
– Слушай сюда! – пикой нацелив на неё свой толстый указательный палец, сквозь зубы процедил он. – Ещё раз тебя ко мне приведут – упрячу в больницу, в одиночную палату. Твоя попа взвоет от уколов. Будешь спать целыми днями, чтобы нормальным людям жизнь не отравлять. Поняла?! – Да ещё приблизил свои рыбьи немигающие глаза к сáмому Дунькиному лицу.
Дунька брезгливо отпрянула.
– Фу! Страшный-то какой! Давно на себя в зеркало смотрел?!
Рыбьи глаза психиатра мгновенно сузились, а потом и вовсе закрылись. Лысая голова бессильно склонилась набок, как это делает со своим гребнем петух. И Дунька тотчас высмотрела, что веки у мужика были почти без ресниц. Опалил он их, что ли? Или от старости сами выпали? А вот из уха, наоборот, волосы торчат, кисточкой. Чудеса, да и только!
Читать дальше