Анна Сьюэлл - Черный Красавчик (с иллюстрациями)

Меня продали зерноторговцу и пекарю — знакомому Джерри. Джерри считал, что здесь меня будут хорошо кормить и не слишком изнурять работой. Что касается первого, он оказался прав. Что же до второго… Если бы хозяин сам присматривал за погрузкой, меня бы, конечно, не перегружали, но распоряжался там приказчик, который вечно всех подгонял и страшно любил командовать. Нередко, когда подвода была уже и так нагружена до предела, он приказывал захватить еще пару мешков. Мой возница, Джейке, говорил ему, что тяжесть будет для меня непосильной, но приказчик никого не слушал: «Глупо ездить дважды, если можно все взять за один раз — дело прежде всего».

Джейке, как и остальные возницы, привык строго взнуздывать лошадей, отчего тащить подводу было трудней, и через три или четыре месяца я почувствовал, что очень ослабел.

Однажды с подводой, нагруженной больше обычного, мне пришлось часть пути пройти в гору; я напрягался изо всех сил, но было слишком тяжело, и приходилось то и дело останавливаться. Моему вознице это не понравилось, и он больно стегнул меня кнутом.

— А ну, давай вперед, лодырь, — крикнул он, — а то я тебе покажу!

Я снова напрягся и продвинулся еще чуть-чуть, кнут снова опустился мне на спину, и снова я сделал несколько шагов, выбиваясь из последних сил. Боль от удара была невыносимой, но еще больнее ранило унижение. Сердце разрывалось оттого, что меня оскорбляли и наказывали, в то время как я выкладывался до конца. Когда Джейке жестоко хлестнул меня в третий раз, к нему быстрым шагом подошла дама и умоляющим голосом сказала:

— Прошу вас, не бейте коня, я уверена, он делает все, что может. Подъем слишком крут. Не сомневаюсь, он старается изо всех сил.

— Если он делает все, что может, и при этом не тащит подводу, значит, ему придется сделать немножко больше, чем он может, вот и все, ваша милость, — ответил Джейке.

— Но не слишком ли тяжела подвода? — спросила дама.

— Конечно, слишком, — ответил он, — но это уж не моя вина: когда мы отъезжали, пришел приказчик и велел положить еще несколько мешков. Ему так удобнее, а я — делай что хочешь.

Он снова занес было кнут, но дама сказала:

— Умоляю вас, остановитесь. Думаю, я смогу вам помочь, если позволите.

Джейке рассмеялся.

— Видите ли, — продолжала дама, — ему мешает то, что у него высоко вздернута голова. С задранной головой он не может тянуть в полную силу. Ослабьте узду — увидите, ему станет легче, ну, пожалуйста, попробуйте, — уговаривала она, — сделайте мне одолжение.

— Ну-ну, — хохотнул Джейке. — Чтобы доставить удовольствие даме, извольте. Насколько прикажете ослабить, ваша милость?

— Да насколько можно. Пусть свободно двигает шеей.

Джейке сделал, как она просила, и я тут же опустил голову до самых колен. Какое же это было блаженство! Затем я несколько раз вскинул и опустил голову, чтобы размять шею.

— Бедняжка! Вот чего тебе хотелось, — сказала дама, гладя и похлопывая меня своей нежной ручкой. — А теперь, если вы его ласково попросите и поведете под уздцы, уверена, он одолеет подъем.

Джейке взял вожжи: «Ну, давай, Воронок!» Я опустил голову и что было мочи влег в хомут. Все мои силы, теперь не распылявшиеся, ушли на это. Подвода сдвинулась с места, и я медленно потащил ее вверх. Когда подъем кончился, я остановился передохнуть.

Дама все время шла рядом по обочине, а когда я остановился, приблизилась, потрепала по шее и погладила так, как этого давно уже никто не делал.

— Видите, когда ему ничего не мешает, он отлично справляется. Сразу видно, что у этого коня добрый нрав, конечно же, он знавал лучшие времена. Не взнуздывайте его больше, ладно? — попросила она, потому что Джейке как раз собирался снова подтянуть узду.

— Ваша милость, я не отрицаю, что, освободив голову, мы облегчили ему подъем. Я буду с благодарностью помнить ваш совет и впредь. Но если я позволю ему мотать головой как ему заблагорассудится, меня на смех подымут: что делать, так запрягать не принято.

— А не лучше ли ввести новую хорошую моду, чем следовать старой дурной? Сейчас очень многие господа не взнуздывают лошадей, мы, например, уже лет пятнадцать этого не делаем, и лошади у нас работают без прежней натуги. А кроме того, — добавила она совершенно серьезно, — нельзя без крайней нужды доводить до изнеможения никакое Божье создание. Мы называем их бессловесными тварями; да, так оно и есть, они не могут сказать нам, что чувствуют, но от этого их страдания не становятся легче. Однако не буду вас больше задерживать, благодарю за то, что вы прислушались к моему совету. У вас хорошая лошадь, и вы увидите, что мой способ гораздо лучше кнута. Всего вам доброго.