Юрий Бриль - Рядом с зоопарком

Открыла мама Славика. В переднике, обсыпанном мукой, в руках скалка. Как обычно, стряпала тортик для Славика.

— А Славика нет, — сказала она. — Славик на репетиции.

«Вот те раз, — подумал Федя, — видимо, в самом деле Петр Никанорович заблуждался, а он, Федя, говорил правду, хотя и врал. Вот, черт, головоломка! Но если он говорил правду, значит, обманул Петр Никанорович? — Его даже в жар бросило от такой мысли. — Главное, кто? — взрослый человек. Директор».

Погуляв около дома Славика, чтобы хоть немного улеглись мысли, Федя направился к школе. Уже вечерело, и было видно издалека, что в актовом зале горит свет.

У раздевалки на телефоне дремала Агриппина Петровна. Тишина. Федя заглянул в зал — пусто, но за занавесом был слышен разговор. Федя прокрался к сцене, отвел краешек плюшевого занавеса, — облокотившись на рояль, стоял витязь. В кольчуге, в серебристой накидке, широких шароварах и красных сапогах, в руке сабелька. Витязь как витязь, хотя и толстенький. Не сразу Федя узнал в нем отличника и запевалу. Рядом на стуле — Елена Ивановна. Она вязала свитер. Ее муж Владимир Константинович частенько проводил занятия по физкультуре на школьном дворе. А без свитера, в одном трико, все-таки и закаленному человеку прохладно.

— Ну, теперь куда ни шло, — сказала Елена Ивановна, отрываясь от вязанья. — Сейчас попробуем вместе с этим, как его?.. змеем. Это будет последняя, генеральная репетиция. — Она прошла к дверям, тем, что напротив сцены, распахнула их и крикнула: — Эй! кто-нибудь, змея давайте!

Федя отпрыгнул к шведской стенке и быстро поднялся по ней на самый верх, придерживаясь за прикрепленный к потолку канат, закутался в занавес.

На сцену въехало огромное, встопорщенное, о трех головах чудище. Желто-лысые головы пучили красные глаза, скалили зубы. Каждая отливала буквами преимущественно какого-нибудь одного недостатка: «Зазнайство», «Лень», «Нивоспитанность». Все правильно, только на третьей голове ошибка. Из-за чудища выглянул старик в ботах, появился и исчез.

Федины планы рухнули, да он и сам чуть не рухнул со шведской стенки, так ему стало грустно и обидно. Загнилен на поверку оказался бутафорским, и обвели их с Гриней, как последних дураков.

— Повторим с самого начала, — сказала Елена Ивановна.

Толстенький, розовощекий витязь запохаживал вокруг змея. Каблучком притопывая, сабелькой помахивая, запел-заговорил звонким, как у всех отличников, голосом:

— Не торопись, Славик, первую строфу следует читать в замедленном темпе, чтобы зрители успели проникнуться значительностью происходящих в школе событий. — Елена Ивановна, вспомнив о чем-то своем, подошла к телефону, быстро набрала номер. — Сашенька, ты, детка?.. Чем ты занимаешься?.. Ну, хорошо, я скоро приду.

— Этих слов не надо, тут мне не очень удалось.

— Эти слова я сам придумал, — сладким голосом сказал Славик.

— Да какой же ты у меня умница, прямо нарадоваться не могу. — Елена Ивановна поцеловала Славика в макушку два раза, в один и в другой завиток. — Давай, мой талантливый, переходи непосредственно к схватке.

Размахивая сабелькой, Славик пошел на Загнилена.

— Эх ты, гой еси Славик, сын Эдуардович! — заорал Федя и, оттолкнувшись от шведской стенки, полетел на канате. — Выходи ко мне на бой-драку честную, поглядим еще, кто кому надает!

— Ты что, Елкин, с потолка упал? Такой невоспитанный! Хоть бы «здрасте» сказал!

— Здрасте, — сказал тогда Федя, раскачиваясь над головой Елены Ивановны.

— Что надо? — замахнулся сабелькой Славик. — Тебя никто не приглашал!

— А я на драмкружок!..

— Опомнился, — горько задумалась о чем-то своем Елена Ивановна.

— Знаю я этого Елкина, разболтает всей школе — и никакого сюрприза не получится, — важно сказал Славик.

— Больно нужно.

— Хорошо, — подобрела вдруг Елена Ивановна, — разрешаю поприсутствовать. Спускайся.

— Да я ничего, я здесь могу, — сказал Федя, делая между тем на канате несложные гимнастические упражнения.

— Спускайся, будешь вместо зрителя! — Елена Ивановна достала из заднего кармана спортивного трико часы на цепочке, щелкнула крышкой. — Ты вот что, Славик, порепетируй еще минут пятнадцать, а мне, к сожалению, пора. В магазин за кефиром и за дочкой в садик. — И она ушла.