Павел Козлов - Тень, дракон и щепотка черной магии

Зигфрид опустошенно замолчал, понимая, что Патриций ни за что не поверит в его историю. Ни за что на свете!

– То есть, ежели я верно вас понимаю, – молвил Патриций, – вы утверждаете, что давеча было украдено наше солнце. Затем, в суматохе затмения, оно было заменено на поддельное светило, а злоумышленница Тень, как вы заявляете, скрылась при этом с настоещею звездою в неизвестном направлении? Так?

– Так! – вздохнул дракончик.

– И как вам кажется, осуществима ли такая схема? Как вышло так, что вы были единственным свидетелем происшествия? где были все остальные? Где был я, в конце концов?

– Все заперлись, – всхлипнул Зигфрид, – все сидели по домам. Она просила нас отдать по любимой вещице, а дракончики отказались. Я единственный пошел на площадь, но там было пусто…

Он понимал, что бессвязные обрывки истории не добавляли ей правдоподобности, но разве это имело хоть какое-то значение, когда градоначальник ни за что, ни за что на свете не поверил бы ни в одну волшебную историю?

– Она была здесь много дней… – шепотом добавил он. – Неужели, неужели вы не помните…

Градоначальник, ничего не помнивший и ни во что не веривший, тем не менее испытал укол сострадания к плачевному состоянию просителя и, сам не зная почему, продолжил беседу.

– Неужели контраст между старым и новым светилом столь разителен?

– Оно другое! – воскликнул Зигфрид, хватаясь за соломинку призрачной надежды. – О, если бы вы только посмотрели на него, хоть разок!

Озадаченный Патриций, всем своим видом показывая, что не ожидает от этого эксперимента ничего хорошего, пожал плечами.

– Люций! – меланхолично крикнул он, хватая колокольчик, одиноко покоившийся до поры до времени на крышке стола, и несколько раз звякнув. – А ну-ка! Люций, ко мне!

Раздался тактичный топот, и в комнату влетел запыхавшийся секретарь, всем своим видом старавшийся изобразить непринужденность и шарм.

– Милейший, проверь, есть ли за окном солнце, – приказал Патриций, и, заметив недоуменный взгляд своего подчиненного, лениво добавил для пущей убедительности:

– Чего уставился, изволь действовать!

Люций, едва заметно усомнившись, направился к окну, недоверчиво оглянулся на градоначальника, предусмотрительно сощурился и скрылся за шторами. Шторы зашевелились, замерли, воскликнули: «Так вот же оно!», затем снова ожили и явили миру озадаченного Люция.

– Солнце на месте, – доложил секретарь, почесывая голову.

– Оно на месте, но оно поддельное, – настаивал Зифгрид, – посмотрите внимательнее!

На морде градоначальника пробежала морщинка сомнения, и Зигфрид воодушевился. Патриций, будучи весьма проницательным дракончиком, понял, что идти по пути категоричного отрицания не было смысла.

Градоначальник махнул рукой. Люций вновь пропал за шторами, лишь для того, чтобы через некоторое время повторно провозгласить, что солнце пребывало на своем законном месте и выглядело вполне привычно.

– Я тоже не сразу понял, что солнце испортилось, – не сдавался Зигфрид, – но сейчас я твердо-претвердо в этом уверен!

– Как, ты настаиваешь! – возмутился Патриций. – Тогда изволь, я проверю сам!

И градоначальник, собрав в кулак всю начальничью волю, во второй раз за встречу степенно покинул насиженное кресло, размял затекший хвост, почесал правое бедро и направился к окну. Щурясь и кряхтя, он достиг занавесок, передохнул, притопнул и знающей лапой решительно высвободил окно из объятий тяжелой ткани – он распахнул шторы. Ох, опять этот свет! Патриций брезгливо зажмурился.

Некогда он покинул этот суетный мир, удалился в добровольное заточение блаженного полумрака, мудрой сонливости. Как же он ненавидел те редкие выходы в народ, на которые его понуждал высокий пост! Как же он не переносил жару, как ненавидел хлопоты! Да, сложно было отказать себе в удовольствии прочитать раз-другой на публике страстный монолог, взять ситуацию в свои руки, поучить всех уму-разуму, но…

Патриций открыл глаза и храбро встретил докучливые лучи. Он не боится! Славная карьера, годы непрестанного труда – все прошло под знаком этого беспощадного светила, все вершилось на виду у его зоркого ока! Но теперь, теперь Патрицию нужен был отдых. И он его заслужил! Заслужил своею верною службой, заслужил своей порядочностью, мудростью! Разве нет? Разве не сделал он недавно что-то особенно примечательное, что-то бесподобно волшебное, что-то безусловно отважное… Вот только что это было? Память ворочалась с трудом.