Сергей Голицын - Городок сорванцов

Однажды восьмой отряд отправился в поход вместе с Алевтиной Алексеевной. Не помню, куда они ходили и какие принесли экспонаты для Школьного музея, когда же они вернулись, то встали, как полагается, шеренгой посреди площади Радости. Только было дежурный командир собрался по всей форме принять рапорт, как вдруг из походного голубого эмалированного ведра выскочила маленькая рыженькая собачонка. Ведро стояло у ног Южки, и, конечно, именно она посадила туда щенка и принесла в городок.

Криками восторга встретили появление нового жителя полотняного городка. Мальчики и девочки окружили его со всех сторон, каждый норовил потрогать и погладить.

Расталкивая толпу, я хотел было пробраться к собаке. Это же возмутительное безобразие: ведро, в котором варят суп, — и в нем собака!

Но Марья Петровна меня опередила. Она накинулась на Южку и при всем честном народе ее отчитала… На голову Южки посыпались упреки:

— Безобразный поступок!

— Отвратительная шалость!

— Скверная девчонка!

— Пожалуюсь бабушке!

Все это было очень резко и для Южки, разумеется, очень обидно.

Алевтина Алексеевна добавила, что ничего не видела и не знала; стало быть, Южка принесла собачку в городок потихоньку, обманом. Собралась толпа любопытных. Южка стояла-стояла, опустив вниз голову, в конце концов не выдержала и юркнула в свою палатку.

— А крепко тебе досталось! — насмешливо бросил ей вслед Эдик.

Марья Петровна пошла жаловаться Владимиру Викторовичу, а собачку захватил Витя Панкин.

Впервые с открытия городка был нарушен четвертый закон («Взрослые никогда не бранят ребят»). Но я считал, что Марья Петровна поступила совершенно правильно, она увидела вопиющее нарушение правил гигиены.

Я лично был очень доволен, что Южке так здорово влетело. Уже несколько дней, как я на нее крепко сердился и неизменно отворачивал голову, когда по утрам она приветливо здоровалась со мной.

А зол я был на Южку вот за что. Как-то после полдника возвращался я с дальнего ключа с полотенцем и мылом. Настроение у меня было самое лучшее. Я любовался рекой, солнцем, барашками облаков. И вдруг вдали увидел кругленькую фигурку Наташи Толстенковой. «Главный врач», путаясь в долгополом халате, во весь дух бежала вдоль берега. Она явно искала меня.

Я помчался ей навстречу. Уж не сломал ли кто ногу? Не проломил ли голову?

— Отнимают, отнимают! — кричала Наташа, подбегая ко мне.

В двух словах она мне рассказала, что штаб только что вынес ужасное решение — отнять у нас палатку, самую крайнюю, «для больных девочек». Одна Наташа самоотверженно голосовала «против». Члены штаба уже отправились исполнять свой черный замысел.

Запыхавшись, Наташа и я побежали в городок. На Госпитальной улице мы увидели «врагов», которые как ни в чем не бывало стояли возле наших четырех палаток и о чем-то мирно беседовали.

Легкий запах керосина доносился из палатки «для больных девочек». Я быстро подошел к палатке, откинул полотнище входа — и буквально остолбенел.

Раскладушки были бесцеремонно сдвинуты в сторону, а на земле аккуратно разместились немецкая каска, ствол от ручного пулемета, гитара с балалайкой, несколько кирпичей, игрушечные грузовик и пианино, маленькая, мебель и еще что-то. У самого входа стояла канистра с керосином, фонари «летучая мышь» наших ночных, сторожей, какие-то ящики…

— Что это такое? — строго спросил я членов штаба, едва сдерживая негодование. Даже сейчас я не забывал о четвертом законе.

— Экспонаты для нашего будущего интернатского музея; их принесли из туристских походов. Пятый отряд был на фабрике игрушек, шестой — на кирпичном заводе, седьмой — на фабрике музыкальных инструментов, а военные трофеи мы нашли на бывшей передовой, — быстро объясняла Южка. — Да вы осторожней, не трогайте. А керосин Володи Дубасова, у него в складе и так тесно.

— Кто вам разрешил все это здесь поместить?

— Штаб постановил. Палатка-то вам совсем не нужна.

— Кому лучше знать — нужна ли нам палатка или нет? — повысил я голос. — Куда мы будем девать больных девочек?

— В палатку для больных мальчиков, — не задумываясь, ответила Южка.

— А если мальчики заболеют?

— Но ведь никто пока не заболел, — отпарировала Южка.

Тут подоспел «хранитель сокровищ» Володя Дуба-сов. Я накинулся на него.

— Володя, неужели для керосина не нашлось лучшего места, чем лазарет?

— Да ведь я сплю в палатке-складе, от запаха керосина у меня голова болит. Штаб и разрешил отнести канистру в эту свободную палатку, — оправдывался Володя.