Сергей Голицын - Городок сорванцов

Встала Южка. Ее пальцы с силой надавили на крышку стола.

— Одиннадцатый отряд, а вы сколько раз опаздывали? Вы смеялись, когда пропал мундштук, — гневно воскликнула она. — Вам просто подвезло, что не вы сегодня ночью караулили. Наверняка тоже проспали бы флаг. Вы живете на проспекте, названном в честь первого космонавта. Разве вы достойны жить на такой знаменитой улице? Предлагаю снять дощечку с названием проспекта!

Все голосовали за «снять дощечку».

Затем Эдик прочел список, кто из наказанных в какой отряд переводится и в какую палатку переселяется.

— А теперь на линейку! — громко крикнула Южка.

— И палатки валить! — еще громче закричал Витя Панкин.

Мальчики бросились выдергивать колья оттяжек. Разрушение чужих квартир, видно, доставляло им огромное наслаждение. Пыль полетела от палаток. Их бывшие обитатели едва успели вытащить свои чемоданы и одеяла. Палатки повалили и свернули, но помосты, на которых они стояли, предусмотрительно оставили на месте.

В десятом отряде были две тихонькие, всегда неразлучные девочки: одна — беленькая, другая — черненькая. Обе они были так примерны, так скромны, ни разу не опоздали, не проспали и сегодня пострадали, ну, совсем ни за что. С испугу они не расслышали, в какие палатки им переселяться, и сейчас жалобно спрашивали об этом Эдика.

«Заслуженный мастер спорта» сосредоточенно привязывал флаг и только отмахивался от девочек, посылая их к Саше. «Главный путешественник» о чем-то увлеченно разговаривал с Владимиром Викторовичем, и бедняжки никак не могли добиться толку.

Наконец горн Валеры призвал всех на линейку. Отряды построились по своим местам; место десятого отряда осталось пустым. Старшие были распределены по другим отрядам. Вот они, высокие и рослые, стоят рядом с малышами. Миша Огарев очутился в первом отряде среди самых маленьких. Он стоял сгорбившись, стыдясь поднять глаза.

Двух неразлучных девочек разлучили. Одну записали во второй отряд, другую — в пятый. И пришлось им теперь жить на разных улицах. Обе они готовы были расплакаться от обиды.

Крупных нарушений дисциплины, массовых опозданий в городке больше не было, нет-нет кто-нибудь получал на линейке замечание — и все. Но жизнь в городке пошла как-то вяло.

Старшие ребята откровенно скучали. Они каждый день ходили работать в колхоз и работали там, надо признаться, здорово, но в общих спортивных соревнованиях почти не участвовали, в туристские походы не ходили.

Был у нас патефон. Но до приезда семиклассников его ни разу не заводили — слишком много за день набиралось всяких интересных дел, и просто некогда было слушать музыку. Сейчас старшие полностью завладели патефоном, каждый вечер они усаживались в отдельный кружок, слушали изо дня в день одни и те же пластинки и пели песни, которые не знали остальные ребята. Сколько раз мы звали старших к общему вечернему «Костру дружбы», к нашему небольшому уютному огоньку, который мы разводили на краю площади Радости.

— Давайте вместе петь, слушать, как Владимир Викторович декламирует стихи, как рассказывает занимательные истории, — говорили мы им.

Но старшие не шли или забегали на десять минут и снова уходили. Они были равнодушны к жизни городка и рассматривали его только как место, где временно устроились, чтобы заработать деньги на дальний туристский поход. Они не скрывали, что очень хотят отсюда уехать, и с нетерпением ждали того дня, когда Евгений Иванович освободится от ремонта интерната и приедет за ними.

Старшие подчас «подкалывали» членов штаба или кое-кого из младших мелкими «шпилечками».

Особенно изощрялась Галя Клейн. В интернате она привыкла командовать, а тут все места в штабе заняли ребята моложе ее и распоряжались не хуже старших.

И Галя выискивала самые мелкие недочеты: сломались качели, и она за обедом нарочно на всю столовую кидала: «Вот, не сумели как следует столбы вкопать»; прохудилась кастрюля, и Галя уже снова замечала: «Надо осторожнее обращаться!»

Не было у нас в городке самого главного — ребячьей дружбы. Я видел, как это беспокоит Владимира Викторовича, сам много думал и передумывал, как тут быть, но ничего дельного посоветовать не мог.

Члены штаба, чтобы «не задаваться», одновременно были рядовыми в отрядах. Так, Южка числилась в восьмом отряде. А когда ее отряд дежурил на кухне, она наравне с другими дежурными чистила картошку, убирала щепки и мусор, накрывала на стол, мыла посуду. Когда восьмой отряд уходил в туристский поход, Южка тоже надевала рюкзак и во время пути полностью подчинялась командиру отряда.