Споры и крики то затухали, то вновь вспыхивали с удвоенной силой. Владимир Викторович сидел на своем обычном месте в темном углу и молчал. Как я ни вглядывался в его лицо, из-за темноты не мог заметить, что оно выражало. Эдик мне шепнул:
— Вот, доверили должность начальника штаба девчонке, а теперь нам приходится расхлебывать ее ошибки.
Меня поразил неприязненный тон его слов, однако я ничего не ответил Эдику.
— На полдник, на ужин, конечно, все явятся и без горна, — сказала Алевтина Алексеевна. — На вечернюю линейку тоже все встанут. Куда труднее будет с отбоем, и самое страшное — как пройдет завтрашний подъем?
— Придется объявить «чрезвычайное положение», — вздохнула Марья Петровна.
— Как я объявлю! — с горечью в голосе воскликнул Владимир Викторович. — Ведь для этого нужно четыре раза проиграть сигнал «Тревога!», а Валере не на чем играть.
Да, объявить ЧП было невозможно.
Казалось, все рушилось, и из-за чего — из-за потери ничтожной железки.
— Может быть, как временная мера кастрюля заменит горн? Валера будет стукать палкой по ее бокам, — нерешительно предложила Алевтина Алексеевна.
Тетя Тося бурно запротестовала:
— Не жалеете казенную посуду! Отобьется вся эмаль!
— Тетя Тося, ну, пожалуйста, дайте кастрюлю! — просили Валя и Южка.
— Без сигналов городок погибнет! — горячился Саша Вараввинский.
— У нас же пять кастрюль, — убеждал. Юра Овечкин.
В конце концов тетя Тося сдалась, она отдаст Валере ту кастрюлю, у которой отскочила ручка.
Заседание штаба закончилось. Южка осталась в палатке и написала красным карандашом воззвание:
«Всем! Всем! Всем! Тревога!
Положение в городке — исключительно серьезное.
Кому дорога честь городка — в 18 ч. 15 м. собирайтесь на площади Радости.
Пойдем искать мундштук.
Кто найдет — получит в награду десять вобл.
Штаб городка».
Двумя кнопками Южка прикрепила бумагу к доске объявлений.
* * *
В нашем городке никогда ничто не отменялось. Так, однажды туристский отряд отправился в самую грозу, потому что именно на этот день и на этот час был назначен поход.
Сегодня после полдника должен был состояться матч по волейболу между командой обоих соединенных отрядов старших и сборной командой остальных отрядов. Победителям будет вручена награда — каждый получит по соленой вобле. Об отмене этой ответственной встречи не могло быть и речи. Мундштук пойдем искать после матча.
Вокруг волейбольной площадки собрались все, кроме часового.
Ребята десятого и одиннадцатого отрядов, не участвовавшие в игре, уселись тесной кучкой отдельно, остальные зрители окружили площадку со всех сторон.
«Мы набьем!» — «Нет, мы набьем!» — младшие и старшие хорохорились друг перед другом. Игра началась.
Старшие были заметно выше и рослее. Но они, верно, давно не тренировались. Вот тот огромный — я прозвал его «Слоном» — ударял очень сильно, но его мяч обязательно попадал за черту.
Судья «заслуженный мастер спорта» Эдик Шестаков бесстрастным голосом объявил еще одно очко в пользу младших.
Команда младших (сборные отряды) была заметно ловчее и подвижнее. Вон Южка взяла совершенно безнадежный мяч, передала Вале Гавриловой, та — Юре Овечкину; длинноногий Юра подпрыгнул — и раз, перед самым носом оторопевшего Миши Огарева заглушил мяч.
Побеждали младшие. И дело тут было не в одной ловкости и тренировке. За команду старших «болело» четырнадцать человек, за команду младших — семьдесят пять.
И каждое очко в пользу младших встречали семьдесят пять звонких криков, семьдесят пять визгов и тысяча аплодисментов.
Старшие заметно нервничали, при каждой неудаче злились, гневно оглядывались на болельщиков. Они проиграли первый тайм со счетом восемь — пятнадцать.
Перед вторым таймом десятый и одиннадцатый отряды собрались в кучку и после горячих споров заменили двух игроков.
Теперь борьба стала напряженнее, мяч редко касался земли, то и дело перелетал через сетку.
Старшие начали нагонять.
— Пять — семь! Шесть — семь! — повторял невозмутимый Эдик. — Семь — семь! — Тут голос Эдика впервые дрогнул — в душе-то он, конечно, сочувствовал младшим.
Сравнялись, сравнялись! Даже я начал волноваться. А семьдесять пять болельщиков с каждой неудачей младших все больше неистовствовали — свистели, стонали, грозили кулаками.
Читать дальше