Сергей Голицын - Городок сорванцов

— Главным врачом, — повторила девочка таким невозмутимым тоном, словно уже год тому назад свыклась с этой ответственной должностью.

— Вы давно должны были со мной познакомиться, — упрекнула она меня, обиженно сложив свои пухлые губы.

— А что же ты сама ко мне раньше не подходила? — спросил я.

— Некогда было, — коротко ответила она и, подпрыгивая, заторопилась вперед.

Не успел я удивиться ответу «главного врача», как мы подошли к белому столбику, вкопанному на горке у начала городка.

Я прочел надпись: «Госпитальная улица»; далее под деревьями выстроились в ряд четыре шатровые палатки. Большие белые с красным крестом флаги гордо развевались над ними. В палатке «Баня» я увидел ведра, шайки, тазы, вкопанные по краям лавочки. К центральному столбу были прислонены два цинковых корыта. В обеих палатках лазарета («для мальчиков» и «для девочек») мы нашли только сложенные стопкой раскладушки. К одной из сосен был привязан голубой рукомойник. Почему привязан? Ах, да! «Мы — друзья леса» и не должны даже гвоздик забить в дерево.

В палатке «Амбулатория» стояли две тумбочки, столик, складные стулья и раскладушка для меня, аккуратно застеленная стеганым одеялом; тут же я нашел свой чемодан, принесенный чьей-то заботливой рукой. Лекарства в тумбочках были разложены совсем не по-медицински: красненькие пакетики отдельно, зелененькие отдельно, маленькие склянки — на одной полочке, большие — на другой. На обеих тумбочках стояли стаканы с цветами.

«Главный врач», или просто Наташа, обратила мое внимание на две крохотные елочки, что росли на травяном полу посреди палатки-амбулатории.

— Я их сперва хотела срубить, — сказала она, — но потом пожалела. Смотрите, какие они хорошенькие. Когда будете утром вставать с раскладушки, перешагивайте осторожнее, чтобы их не сломать.

Я обвел глазами палатку-амбулаторию. Самое главное, что я увидел, — это сверкающая, стерильная, как в образцовой операционной, чистота.

— Я сюда приехала на поезде еще вчера вечером с двумя мальчиками и привезла с собой часть медикаментов, — объяснила Наташа и скромно опустила глаза.

— Так это ты тут все устроила? — я с уважением посмотрел на нее.

Наташа молча кивнула головой.

Я благодарно ей улыбнулся, но пока ничего не сказал. Посмотрим, как у нас пойдет дело.

Вышли мы из темной палатки на солнышко. Невдалеке на скамеечке у столика, вкопанного под сосной, сидело несколько ребят. Это явились наши первые пациенты, успевшие за два часа кто обрезать палец, кто наколоть ногу или содрать коленку.

Наташа и я надели белые халаты, вымыли руки. Она принесла бинты, вату, медикаменты, ножницы…

— Становитесь в очередь, — начальственным тоном приказала «главный врач».

И с тех пор эта скамеечка и этот столик под сосной сделались нашей амбулаторией.

Меня пробрал озноб. Я открыл глаза и не сразу понял, где нахожусь и какие звуки меня разбудили. Вместо привычного белого потолка московской квартиры надо мной нависал темно-зеленый брезент палатки. Светало. Сквозь щель входа просачивалась тонкая золотистая полоска.

Спасаясь от холода, я закутался было в одеяло с головой. Но вдруг снова донеслись до меня те мелодичные звуки. А, вот это кто! Возле моей палатки свистел и щелкал свою предутреннюю песню соловей. Я закрыл глаза, с наслаждением слушая маленького прекрасного певца…,

Нет, не могу спать! Быстро вскочил, оделся и вышел из палатки.

Стояла туманно-молочная полутьма. Солнце вот-вот собиралось выглянуть из-за бронзовых стволов сосен, на кончике каждой травинки сидело по крупной жемчужине росы. Я остановился прислушиваясь: соловей, разбудивший меня, щелкал совсем рядом, в черемуховом кусту; ниже, в овраге, заливался другой, там, в кустах за площадью Радости, — третий…

Темный ряд палаток на Туристской улице молчал, крепко спали жители полотняного городка, и только маленькая нахохлившаяся девочка-часовой с ружьем в руках сидела ко мне спиной на лавочке под большой красной шляпкой деревянного мухомора. Кто бы это мог быть?

Да это Тонечка Баташова! Одетая в синий лыжный байковый костюм, она съежилась в комочек и, цепко сжимая ружье, глядела на меня.

Тонечка, Тонечка, ты великолепно знаешь, что в руках у тебя просто духовое ружье, да еще со сломанной пружинкой, но с виду оно так похоже на настоящую винтовку! Поэтому ты ничего не боишься и смело вглядываешься в чащу кустов. Ты стережешь покой восьмидесяти своих друзей; ты стережешь и не подозреваешь, какие алмазы вспыхнули на каждом волоске твоих коротких косичек…