Мария Грипе - Тайник теней

Д. Стой, подожди!

Каролина без оглядки мчится вперед, но под ногами оказывается лед, она поскальзывается и падает. Это еще больше злит ее. Она пытается встать на ноги. Давид понимает, что это его шанс, спешит на помощь и страстно обхватывает ее.

Д. (с нежностью в голосе). Любимая… Ты не очень ушиблась?

К. (в бешенстве). Убирайся к черту! Пошел прочь!

Д. (жалобным голосом). Я же не виноват…

К. Прочь!

ЗАНАВЕС

Итак, Каролина так и не узнала, что наболело на сердце у Давида.

Но об этом, в общем-то, не так уж трудно догадаться.

Подобные сцены с различными вариациями разыгрываются между ними чуть ли не каждый день. Они никогда ни к чему не приводят, но невероятно раздражают Каролину, поскольку отнимают слишком много времени и сил. Она чувствует себя связанной по рукам и ногам. Как будто они с Давидом в свое время пережили сложный и долгий роман, а ведь ничего подобного не было.

Давид – одаренный юноша, во всяком случае, далеко не глупый. Почему же тогда он так по-идиотски ведет себя в ее обществе и становится намного глупее, чем он есть на самом деле?

В сущности, это очень грустно.

К тому же он пишет ей письма. После каждого подобного столкновения она получает длинные любовные послания – полные то отчаяния, то укоризны – с многочисленными заумными объяснениями того, что произошло между ними. Что она сказала… что, по его мнению, она имела в виду под тем или под этим… что он сам имел в виду. Что он хотел сказать и что на самом деле сказал, но был неправильно понят, и что он вместо этого должен был сказать. Что она никогда не говорила и что ей следовало бы сказать… что она подумала и что она в первую очередь должна была понять.

Читать такие письма утомительно, на это уходит много времени, они вызывают у нее только головную боль. Но, несмотря на все слова, высказанные или подразумеваемые, несмотря на все объяснения, ей так и не удалось понять, что он на самом деле хочет сказать. Кроме того, что он, разумеется, любит ее. Но в этом нет для нее ничего нового.

Обычно Каролина не отвечает на его письма. Это только бы больше подстегнуло Давида, поэтому она не рискует.

Но его письма наверняка не такие уж безумные, какими она их считает. Если бы они были написаны кому-то другому, если бы она не знала того, кто их писал, а прочла бы их, например, в какой-нибудь книге, то совершенно по-другому восприняла бы их и, возможно, больше прониклась бы их содержанием. Но сейчас она находит их совершенно неинтересными. И глупыми. У нее просто-напросто больше нет сил их читать.

Потому что ей не нужна любовь Давида.

Если бы он только мог это понять! Она не хочет испытывать вечные угрызения совести из-за того, что не может разделить его чувства. Она не хочет причинять ему боль. И прежде всего она не хочет видеть, как он мучает себя.

Потому она пишет ему коротенькую записку. Не в ответ на какое-либо из его посланий. Она задаст всего лишь один вопрос, а именно:

Почему он так странно ведет себя и пытается предстать перед ней намного глупее, чем он есть? Ведь на самом деле он – совсем другой человек и мог бы показать ей это. Она ведь хорошо понимает, что это так.

Ее записка очень искренняя. В ней чувствуется неподдельное изумление. Каролина действительно хочет понять, в чем дело. Потому что в глубине души желает Давиду добра.

Давид это наверняка заметил. Он отвечает сразу – и, как ни странно, на сей раз без всяких заумных объяснений и рассуждений. В отличие от других своих писем он пишет без разных ненужных завитушек, а прямо и по делу.

Всего несколько строк:

«Мадемуазель!

Вы ничего не понимаете. По крайней мере в том, что касается моей разнесчастной персоны!

А еще мечтаете стать актрисой!

Подумайте как следует! Ведь это может пагубно сказаться на Вас.

Но короткий вопрос требует короткого ответа. Поэтому перехожу к делу!

Знаете ли Вы, что творческая личность не должна оберегать себя от страданий? Напротив, они ей необходимы. Однако не всякие, а только те, которые не приводят к разрушению личности. Страдание должно быть красиво и поучительно. Как моя любовь к Вам.

То, что моя любовь безответна и навсегда останется таковой, причиняет мне, как Вы сами понимаете, безмерное страдание.

Теперь же о главном.

Даже если я знаю, что всегда могу добиться ответных чувств у других особ, я все равно предпочитаю безнадежную любовь к Вашей гордой персоне. Унижаясь и выставляя себя на посмешище перед Вами – светочем сердца моего – я, таким образом, усугубляю добровольно взятые на себя страдания. Поэтому, как Вы заметили, Вас я ни в чем не упрекаю.