Александр Батров - Утренний Конь

Лешка до самых полночных склянок бродил вдоль причалов, а затем направился к пассажирской пристани. Там он присел на скамью и неожиданно уснул, порой вскидывая то одну, то другую руку, и каждый, проходящий мимо него, безошибочно мог сказать, что мальчику снится море…

Так он спал часа два, пока ветер береговой ночи не прикоснулся к нему своими влажными прохладными пальцами.

Проснувшись, Лешка по портовому спуску поднялся наверх и вышел на Гаванную улицу, безлюдную в этот час, как его остров Скумбрийный.

Лешка все еще чувствовал радость. Как жалко, что он не может петь. А домой к отцу не хотелось… На углу Театрального переулка он помог девушке, продавщице бубликов, занести в пекарню пустые корзины. Потом поднял бетонную урну, опрокинутую хулиганами. Поправил на стене какого-то дома виноградную лозу.

Рассвет застал Лешку в городском сквере. Он подметал аллеи, сплошь усыпанные золотыми листьями клена. Старик садовник, доверивший Лешке свою метлу, стоял, прислонившись к стволу платана, и благосклонно поглядывал на добровольного помощника. Метла в руках Лешки пела как утренняя волна…

— Отвечай, почему ты ушел? Для чего? С какой целью? Все имеет свою цель… — Белое лицо Зинаиды Петровны розовело, стало красным и, наконец, покрылось испариной. — Без цели ничего не делается, — продолжала она. — Говори же, какая цель была в твоем похождении? Может быть, у тебя завелись ночные дружки? Ведь никто не посылал тебя на улицу в ночь… Никто не звал…

— Звал! — ухватился за эту мысль Лешка.

— Кто? Отвечай! — Красивые синие глаза Зинаиды Петровны, теперь неприятно потускневшие, испуганно глядели на Лешку.

Лешка усмехнулся. Довольный испугом мачехи, он с дерзким и таинственным видом ответил:

— Звезды позвали… Ночь… Ну, море…

В городе становилось холоднее. Желтела листва. Часто менялись ветры. А затем снова потеплело. Лешка даже купался с Васей Сомовым, с которым крепко подружился в школе.

Вася Сомов жил в том же доме, что и Лешка, на Карантинной улице. Маленький, курносый, серьезный с виду, он на самом деле был веселым и добрым мальчишкой. Его отец, китобой, большую часть года находился в плавании.

— Знай бьет кашалотов в Антарктике… Отец говорит, поглядишь на них в океане — молиться хочется, такие они красивые.

Тогда они сидели на лузановском пляже. Прислушиваясь к шуму зыби, Вася продолжал:

— Отец там, а я здесь с мамой и сестрами, Таней и Славкой. Живем дружно, одно плохо — площадь у нас малая. Всего вместе с кухней восемнадцать метров. А вот у твоих целых пятьдесят. Отобрать у них хотели лишнее. Тогда они тебя выписали…

— Так и думал, — нисколько не удивившись, сказал Лешка.

— И живут Жуковы — все в дом, все в дом, как кроты… Но ты, Лешка, не такой! Знаю. А Зинаида Петровна — штука!..

— Из-за нее отец мою покойную мать бросил, перебирая пальцами песок, глухо вымолвил Лешка.

— Видать, не сладко тебе, — сказал Вася.

— Одна радость, что школа!

— Верно, хорошая у нас школа!

Мальчики повеселели.

— Лешка! — Тут Вася, понизив голос до шепота, спросил;— Тайна у тебя какая-нибудь есть?

— Есть! — рассмеялся Лешка. — Как маленький ты, Васька, потеха! Ну, есть тайна одна. Я мальков зеркального карпа пустил в ставок. Прижились. А вернусь к лету на Скумбрийный, позову всех и скажу: «Глядите, карпы здесь какие!»

— Лешка, и мне дело рыбное нравится.

Темно-зеленое море глухо, недовольно ворчало. Весь берег был завален красными водорослями. Множество молодых мидий, оторванных от дна прибойной зыбью, лежали черными кучами на песке.

— Шторм идет, — глядя на них, определил Лешка.

— И сейчас шторм.

— Какой это шторм? Только ребятенок его косолапый. Вот к вечеру загудит. А там, на Скумбрийном, земля под ногами заходит, что твоя палуба судовая!

— Что же тогда старики делают? — спросил Вася.

— Дед поднимет к ночи штормовые огни на берегу, там, где подводные скалы.

— Дед хороший?

— Дед славный… Партийный… Боцманом был… Ходил в дальнее.

— А бабка?

— И бабка хорошая. Красивая. Сейчас, наверное, сидит дома, радио слушает… А в ногах у нее лежит кот Фомка.

— Вроде как колдунья. Видно, скучища там… Тоска. И страшно, — участливо произнес Вася.

Но это почему-то не понравилось Лешке. Он строго сказал:

— Ты, Вася, остров Скумбрийный не обижай!

— Видать, ты крепко свой остров любишь?

— Люблю. А весной там, как только пойдет рыба, кругом паруса! Паруса! И фелюги моторные! И сейнеры! И костры на берегу!