Александр Батров - Утренний Конь

Анатолий с обидным превосходством глядит на свою тетку — защитницу голубей и заявляет:

— Надо быть всегда на виду! Надо заранее присмотреть свое место в жизни…

По всему видно, что он повторяет чьи-то чужие слова. Нелепые. Отвратительные. «Быть на виду…», «Присмотреть…» Откуда у него все это? Может быть, Анатолий не виноват? Но тем не менее Галине Николаевне хочется отхлестать племянника. Она с трудом сдерживается.

А мальчик сидит за столом и самодовольно сопит. Он уверен, что выставил себя перед теткой в самом лучшем свете.

Галина Николаевна молчит. Лицо у нее бледное, гневное.

— Ну, а что ты думаешь о Ваське Черевичном из вашего класса? — вдруг спрашивает она.

— О Ваське? — Анатолий презрительно выставляет вперед нижнюю губу. — Лодырь известный! Главное у него в жизни — почтовые марки. Я три раза выступал против него, громил, живого места не оставил… На одних тройках тянется…

— М-да… А знаешь ли ты, где теперь Васька?

— В больнице.

— И ты, конечно, ни разу не навестил товарища? Нет? Зато разносил целых три раза!

Тетя Галина Николаевна встает, надевает пальто и забирает коньки. Резко захлопнув за собой дверь, она выходит на улицу.

Коньки она отдает первому встречному мальчишке.

А на улице кружатся редкие легкие снежинки, веселые, как солнечные зайчики. Неожиданно Галина Николаевна останавливается. Нет, она не может оставить так Анатолия. Сейчас она вернется к нему, вытащит из дому и поведет под этими самыми снежинками в больницу, к Ваське. А коньки? Пожалуй, они уже не нужны. Скоро весна…

Макка, мартышка с «Федалы», обычно весь день проводила на палубе вместе с матросами. Она помогала им сворачивать тросы, мыть спардек и даже красить борта. Если на судне не было никакого дела, она взбиралась на крышу камбуза и, вертя хвостом, дразнила чаек, которые с громким криком кружились над «Федалой».

— Эй, Макка, нехорошо смеяться над птицами! — хмурился хозяин мартышки старик Гасан и прогонял длиннохвостую вниз, в трюм, где находилась ее постель — бамбуковая циновка.

Макка не любила одиночества. Она вспоминала Африку и становилась грустной. Нет, лучше быть наверху, под высоким небом, на ветре… В шуме волн растворялась горечь воспоминаний… Но сегодня Макка сама не хотела выходить из трюма. На милой, смешной рожице обезьянки была тревога.

— Что с тобой, Макка? — придя к ней, спросил Гасан. — Ага, понимаю, ты снова хочешь в лес. Верно, я не ошибся?

«Да, в лес…» — ответили печальные глаза мартышки.

Старый матрос закурил трубку, задумался и сказал:

— Ладно, вернемся домой, я тебя отпущу… Но ты не думай, что я останусь с тобой в лесу. Правда, из меня вышла бы там неплохая старая обезьяна, да вот только хвоста нет…

Гасан рассмеялся своей неприхотливой шутке и заставил мартышку подняться на палубу.

С севера на порт надвигались тучи. Были они странного цвета, белесые, чуть лиловые по краям, и Макка, взглянув на них, обиженно заворчала.

— Так вот чтó тебя тревожит, приятельница! Тучи? Холодные они… Вернись лучше в трюм, там теплее. — сказал Гасан обезьянке.

К вечеру погода испортилась. Неожиданно, как это бывает в ноябре на севере Черноморского побережья, наступило резкое похолодание, и крупные снежные хлопья закружились над гаванью.

Снег шел всю ночь. К рассвету он выбелил город, причалы и даже палубу «Федалы». Этот снег почему-то смертельно напугал Макку, выглянувшую утром из кубрика. Она еще никогда не видела снега. Ей показалось, что на землю упало небо и, разбившись, рассыпалось вокруг белой колючей пылью. Не помня себя от страха, обезьянка скатилась по обледенелым сходням на берег и скрылась в гавани.

Весь день, до самых сумерек, искал Макку Гасан и ни с чем вернулся на корабль. А Макка, забравшись на площадку портовой башни, дрожала от холода. Она жалобно скулила, потом закрыла глаза. Ее родина, имя которой Тропический лес, приснилась ей… Звенел птичий гомон. Шумела листва. Воздух, насыщенный влажными ароматами, кружил голову. Спать. Спать. И не просыпаться! Но в амбразуру портовой башни заглянула луна и разбудила мартышку. На вид луна была холодной и суровой. Впрочем, так только казалось…

«Проснись, Макка! — сказала она. — Твоя „Федала“ собирается в море… Уже убрали трап. Но ты еще можешь подняться на палубу по причальным тросам… Спеши, малышка!»