Эсфирь Цюрупа - Жил-был Пышта

Всё же они добрались до вагончика и, вскарабкавшись по лестнице, оба, усталые, рухнули на полати не раздеваясь и сразу уснули. Нет, наверно, всё-таки Пышта уснул раньше, потому что утром он никак не мог вспомнить, кто же стянул с него сапоги и лыжный костюм, кто укрыл его одеялом.

Дальнюю пустошь вспахали, подцепили вагончик, перетащили на Левобережный клин. Он узкой полосой тянется по берегу Путинки, поворачивает вслед за нею вправо и влево, и кажется, нет ему конца. Конец есть, он там, где берег поднимается вверх.

— Знаю, там Высотка. Мы там с председателем Коробовым были.

Пышта ещё хотел сказать, что видел окоп и мост, тот самый… Но говорить было некогда. Поднимали целинный участок Левобережья, упрямую землю, никогда не знавшую плуга. Трактор выл, выбрасывал вверх клоки дыма. Грачи кружились над клином и тревожными криками сообщали о каждой секунде этой схватки.

— Они, как комментаторы на футболе, объясняют, чья возьмёт, — сказал тракторист. — Не знают, птичьи головы, что мы запрягли пятьдесят лошадиных сил…

— Наша возьмёт! — кричал Пышта грачам.

Мотор ревел, побеждённая, вывернутая земля поднимала вверх десятирукие, рваные корни. И трактор шёл дальше и дальше.

Хорошее дело — пахать. Хорошее дело — превращать пустые, бросовые земли в добрую пашню, где весной взойдёт хлеб для людей.

Пышта и тракторист свистали разные весёлые песни. Они работали весело, и Пышта больше не вспоминал про плохое. Они ведь уехали далеко от Шнырина и от Зелёного змея. Пышта был ещё маленький и не знал, что от зла не удирать надо, зло победить надо.

Да, он этого не знал, и ему было весело. Он смотрел на грачей, они опускались на мохнатые гребни земли и клевали, может быть в последний раз наедаясь перед дальней дорогой.

Из-за леса на поле въехала длинная машина: впереди автомобильный нос и кабина, а вместо кузова цистерна.

— Заправщик приехал! — заорал Пышта.

Трактор стал, заправщик подъехал:

— Здорово! Как работается?

— Да вот как видишь.

— Вижу — дела идут.

Шофёр вылез из кабины со свёртком:

— Заходил в гараж бородатый парень, гостинец прислал твоему мальчонке. Сказал: ещё дня три в глубинке поработают — и домой, в город. Обратным путём парня заберут.

— Пусть живёт, — сказал тракторист. — Кашевар! Иди забирай гостинец.

Пышта развернул. Молодец Майка! Всё-таки симпатичная сестра — прислала жареных пирогов. А Фёдор — ух ты! — прислал карманный фонарик. А Женя… Пышта развернул толстый конверт: там оказались недостающие картонные буквы. Догадался, значит, что Пышта буквы утащил…

— Доволен гостинцами? — спросил шофёр.

Но Пышта не смог ответить, только мотнул два раза головой: изо рта у него торчал пирог.

Тракторист и шофёр заговорили о своих делах. А в это время из кабины автоцистерны стали вылезать коленками вперёд ноги в лыжных штанах. Когда уж фигура вылезла вся целиком — в лыжном костюме, в берете, по-мальчишески сдвинутом на лоб, с белым узелком, прижатым обеими руками к груди, когда уж тракторист обнял её, тогда Пышта пришёл в себя от изумления: Анюта! Да Анюта ж приехала!

Он торопливо заглотал свой пирог, чтоб сказать ей: «Здравствуй!»

А она фыркнула:

— Ну точно, как цапля лягушкой давится! — и стала развязывать свой узелок, передавать отцу гостинцы: — Держи, вот сало тебе. Вот сосиски. Вот конфеты. Вот заварка.

Тракторист улыбался. Поглядела бы Майка.

— Мать собрала? — спросил тракторист.

— Мы вместе… — ответила Анюта, поднялась на цыпочки, поцеловала отца в щёку. И увидала: рядом стоит Пышта, а в руках у него широко раскрытый свёрток, в свёртке пироги.

— Кушайте, все кушайте! — говорит Пышта.

Анюта надкусила пирог остренькими зубками, поглядела на Пышту.

— Что сияешь, как медный самовар? — спросила она. — Думаешь, не знаю, зачем угощаешь? Сальца захотел, да?

«Ведь вот какая колючая девчонка! То скажет «цапля», то «сальца захотел». А я сала вообще-то не люблю, терпеть не могу. А только сосиски… Стукнуть бы её разочек!» — посоветовали Пыште его мальчишеские кулаки.

Но он придержал кулаки, чтоб зря не махали, и сказал Анюте:

— Я колючек не боюсь, не боюсь!

Волшебные слова! Анюта рассмеялась. И пироги они съели все вместе. И Пышта не удержался, соврал, что их нажарила Майка, его сестра. А пироги были купленные.

Когда трактор заправился, шофёр полез в кабину.

— Залазь, дочка! — сказал он. — Обещал привезти её обратно тем же рейсом. А мне надо ещё заправлять и в Лужках, и в Тальникове, я задерживаться не могу.