Августа Лазар: Ромашка и Старичок-Корешок

Уж в тайнах-то Гина толк знала. Но её разбирало любопытство.

— Да я-то не проболтаюсь. Но Прапра твоя хороша! Даже имени сказать не могла!

— Прапра говорит, она красивая. Потому я и боюсь.

— Боишься, потому что красивая? Вот это да!

— У Белоснежки мачеха тоже была красивая. Я про это всё думаю.

— Вот видишь, — хмыкнула Гина, — значит, всё-таки из-за сказок! Верно мой брат говорит: «Забивают детям голову!» Может, у неё, по-твоему, и зеркальце волшебное есть?

Ромашка смутилась:

— Да не зеркальце… А вдруг она мне будет завидовать?

— Ромашка, — строго сказала Гина, — ты просто воображала! Да разве ты красавица? И вообще ты ещё маленькая девочка!

— А ведь правда, Гина! — воскликнула Ромашка, просияв. — Белоснежка-то была уже невеста! А пока она не подросла, мачеха ничего ей не делала. — Но тут вдруг она опять всё вспомнила и тяжело вздохнула: — Мачеха, она и есть мачеха…

Хитроумная Гина опять остановилась и громко сказала:

— Мачехи вовсе не злые. А некоторые даже, наоборот, очень добрые. Вот, например, у Волчка — у него тоже мачеха. Какой он был сорванец! А стал мальчик как мальчик. И вовсе она не строгая. А думаешь, мало таких мачех? — И снова шагая рядом с Ромашкой, она докончила: — Вообще это глупое слово — «мачеха». Волчок зовёт её просто «мама». Он и забыл, что она мачеха.

Но Ромашка всё ещё сомневалась.

— Волчку повезло, — сказала она. — А может всё выйти и по-другому.

— Конечно, может, — ответила Гина с хитроумной улыбкой, — но ведь и родные матери бывают злые.

Ромашка хоть и не совсем успокоилась, но, придя домой, стала вынимать книжки из портфеля, тихонько напевая. «Поёт! — обрадовалась Прапра. У неё словно гора с плеч свалилась. — Что же это с ней было, с моей Ромашкой?»

И вот наступило воскресенье. После завтрака Прапра с Ромашкой пошли в сад. Прапра срезала большими садовыми ножницами разноцветные яркие хризантемы. А Ромашка их держала. Получился такой огромный букет, что Ромашкину голову было уже не видно.

— У нас ведь и вазы такой большой нет, Прапра! Ой, мне его не удержать!

— Держи, держи крепче! Мы отнесём его отцу — у него есть большая ваза.

И Прапра вздохнула. Ромашка тоже вздохнула. Она думала про мачеху. Так, значит, это для неё?..

Скрипнула калитка, но Ромашка из-за букета не могла сразу поглядеть, кто вошёл. И вдруг услыхала весёлый голос отца:

— Ромашка!

Он уже выходил из-за куста. Только не один. Ромашка быстро закрыла глаза и опять открыла. Нет, это не во сне… Она крепко прижала к груди букет.

Рядом с отцом стояла мачеха, которой она так боялась целых пять дней и целых пять ночей. Это была… Прекрасная Лило! Она засмеялась, наклонилась к Ромашке и поцеловала её, а Ромашка и сказать ничего не могла, только тоже её поцеловала, тогда Лило поцеловала Прапра — так крепко, что даже её чёрный беретик съехал немного на ухо и бабушке пришлось его поправлять. Но и Прапра поцеловала Лило. А отец поднял Ромашку вместе её огромным букетом высоко-высоко. Все смеялись, целовались и веселились. А Фридрих глядел на это веселье из окна чердачной каморки и улыбался.

…Теперь у Ромашки была мачеха, и Ромашка была очень счастлива. С Прекрасной Лило можно было говорить обо всём, о чём хочешь, и задавать ей какие хочешь вопросы. На всё она знала ответ. Она ведь была гораздо моложе Прапра и гораздо больше её училась. Но всё-таки Ромашка по-прежнему любила слушать сказки Прапра.

Прекрасная Лило разъезжала со своим кукольным театром по всей стране. Её всё чаще приглашали в школы, пионерские лагеря и детские сады — театр становился знаменитым. Когда она бывала в отъезде, Ромашка всегда жила у бабушки. Для Прапра это было самое счастливое время. Её старый домишко словно просыпался, разбуженный Ромашкиным голосом. Если только Ромашка не делала в эту минуту уроки, она не закрывая рта рассказывала Прапра всякие новости. А если и замолкала, то тут же начинала тихонько напевать или громко распевать какую-нибудь песню. И Прапра с радостью думала; «Вот так-то оно лучше, чем моя воркотня да бормотание». Потому что ворчать и бормотать вошло теперь у неё в привычку.

Когда Ромашка ночевала в старом домике, больше всего она любила вечер. Тогда Прапра садилась у её постели и начинала рассказывать. С некоторых пор она рассказывала Ромашке не одни только сказки. Порывшись в памяти, она вытаскивала на свет разные старинные истории из жизни семьи Посошков в Тюрингии, на их родине. А когда она описывала старый бревенчатый дом на горе, в котором родилась и выросла, и горный луг перед ним, густо поросший лавандой, Ромашке даже во сне потом снился этот сиренево-голубой луг.