Августа Лазар: Ромашка и Старичок-Корешок

— Оно и видно, что ты из семьи Посошков. Они с давних пор с травами да с цветами на «ты». Это ведь они посеяли лаванду на горном лугу. Давным-давно дело было, никто и не помнит когда… Лет сто назад, а может, и больше.

— А я тут не вижу лаванды, — сказала Ромашка. — Прапра, моя двоюродная прапрабабушка, всегда кладёт сушёную лаванду в шкаф под бельё. Потому оно у неё и пахнет так хорошо.

— Увидишь ещё лаванду, как придём на луг, — ответил пастух. — Там они её и посеяли, Посошки. Правда, теперь уже не весь луг от неё голубой, другие цветы её повытеснили…

Пастух стал расспрашивать Ромашку про её житьё, и она рассказала ему про отца, про Прекрасную Лило и Прапра.

Солнце уже поднялось высоко, и в долине было так жарко, что даже говорить не хотелось. Долго шли они молча, а потом пастух остановился и сказал:

— Ну, пришли. Вон он, Лавандовый луг. А на самом верху, на краю леса, дом Посошков.

Словно широкий ковёр, расстелился Лавандовый луг по крутому склону горы. Со всех сторон его обступает лес. А на вершине горы — островерхая крыша.

Теперь они поднимаются в гору по самому краю луга. Луг ещё пестрее долины. Но на нём так много одичавшей лаванды, так упорно она пробивается среди ярких цветов, что чудится, будто весь он окутан голубоватой дымкой.

Стадо мирно бредёт по краю леса, взбираясь всё выше и выше. Нет, оно не вытопчет голубой луг: овчарка Мориц без труда удерживает коров на границе леса — они ведь любят тень, да и тут сколько хочешь сочной травы.

Быстро идти никак нельзя. Поднялся ветер, он шумит и свистит в вершинах деревьев, сливаясь со звоном колокольчиков в настоящий волшебный хор. Ромашка и сама бы запела, только тонкий её голосок всё равно не расслышишь в этом лесном оркестре.

Перед бревенчатым домом с зелёными ставнями сидит на скамейке старый-престарый Алоиз Посошок. Маленький, высохший, сгорбленный, сам похожий на Старичка-Корешка. Старичок-Корешок этот мирно попыхивает трубкой — длинной-предлинной, до самой земли. Борода и усы у него совсем белые, и нависшие брови тоже белые, а из-под них ясно и зорко глядят весёлые серые глаза — совсем такие же, как у Прапра. Только у Прапра на голове чёрный беретик, а у прапрадедушки Алоиза — вязаный голубой колпак. И тоже натянут на самые уши — видно, и у него уже нет волос.

Овчарка Мориц и коровы никакого внимания на домик не обращают; звеня колокольчиками, стадо проходит краем луга и снова сворачивает в лес, словно зная, что путь лежит к подножию Драконовой горы. А пастух берёт Ромашку за руку и торжественно подводит её к прапрадедушке Алоизу.

— Алоиз! К тебе гости! — говорит он. — Твоя двоюродная праправнучка Ромашка. Она привезла тебе привет от своей прапрабабушки. Той самой, которая полвека назад уехала отсюда так далеко, что вы с ней больше уже ни разу не виделись. Помнишь, ты сам мне рассказывал…

Маленький старичок вынул трубку изо рта и рассмеялся:

— Хо-хо-хо, Мартин! Какие ты мне всё новости сообщаешь! Так, значит, это наша Ромашка! Видеться-то мы с тех пор не виделись, да ведь письма друг другу пишем!.. Гляди-ка, что это с Морицем?

Овчарка Мориц громко лаяла, и пастуху пришлось поскорей распрощаться и бежать к стаду.

— Спасибо! — крикнула ему вдогонку Ромашка.

Лай утих. И звон колокольчиков становится всё тише и тише, а потом вдруг прапрадедушку с праправнучкой обступает такая тишина, какой нигде никогда не бывает, кроме как на вершине горы, на лугу, окружённом лесом.

— Ты у меня погостишь, Ромашка? — начал разговор Алоиз Посошок.

— В шесть часов мне уже надо быть внизу у киоска — автобус отходит… Поеду обратно в лагерь, в Ласточкино Поле.

— Так, значит, ты в лагере? Как же это они тебя одну отпустили?

Ромашка покраснела как рак.

— Прапрадедушка Посошок… — пробормотала она.

— Можешь звать меня просто дедушка Алоиз, Ромашка… У тебя есть часы? Главное — это не опоздать на автобус. Ласточкино Поле ведь далеко отсюда. А тебе ещё пересадку в городе делать.

— Нет, у меня часов нет… Но ведь у вас, наверно, есть, дедушка Алоиз?

— Дедушке можно говорить «ты», Ромашка! Ну конечно, у меня есть часы… Погоди, вот сейчас они будут бить.

И правда, через открытую дверь до них донеслось из дома сперва какое-то тихое шипенье, а потом громко и чётко, хоть и немного хрипло прозвучало: ку-ку, ку-ку, ку-ку… И так двенадцать раз.