Лидия Чарская - Люда Власовская

До сегодняшнего дня мы еще считались младшими и все лето помещались в нашем II классе, несмотря на выдержанные весной переходные экзамены, а желанный первый оставался пустым и запертым на ключ. Но сегодня, лишь только мы вступили в коридор старшей половины, где помещались два отделения пепиньерок и два старших класса, мы увидели его двери гостеприимно открытыми настежь.

С радостным трепетом вошли мы туда. Комната выходила окнами на улицу. Но к этому обстоятельству мы уже привыкли в предыдущие годы, так как, начиная с IV класса, ежегодно занимали помещения, выходившие на улицу.

– Ах, душки, солнышко! – наивно обрадовалась миниатюрная и болезненная на вид Надя Федорова, всегда, кстати и некстати, приходившая в умиление.

Действительно, солнце светило вовсю, как будто желая поздравить нас с новосельем. Оно заливало ярким светом белоснежный потолок класса, его красивые, выкрашенные голубой масляной краской стены, громоздкую кафедру, черные доски и бесчисленные карты всех частей света и государств мира, тщательно развешанные по стенам.

– Как это странно, медамочки! – произнесла Миля Корбина, устремляя в окно свои всегда мечтательные глазки. – Как это странно! Вчера еще мы слонялись по саду и шалили сколько душе было угодно, а сегодня снова занятия, классы, звонки, съехавшиеся институтки и вся по-старому заведенная машина…

– А я, признаться, рада, душки, что лето миновало, – вставила свое слово быстроглазая Кира, – в учении время до выпуска скорее пролетит…

– Mesdames, сядьте на место! – раздался в наших ушах пронзительный голос мадемуазель Арно, – месье Вацель уже идет!

– Неужели пришел? – с сожалением произнесла Бельская. – Ах, душки, – сокрушенно обратилась она к классу, – не ожидала я от дяди Гри-Гри такой подлости, право: на первый же урок аккуратно пришел!

Как бы в подтверждение ее слов прозвучал звонок в коридоре, классная дверь широко распахнулась, и могучая, плотная фигура с громадной, львинообразной головой, покрытой густой гривой черной растительности, ввалилась в класс.

– Здравствуйте, старые знакомые, хозяюшки и умницы, – прогремел над нами мощный бас нашего общего любимца Григория Григорьевича Вацеля, преподавателя геометрии и арифметики в старших классах.

Весьма необычный человек и необычный учитель был этот «дядя Гри-Гри», как мы его называли. И манера преподавания у него была особенная. Его уроки всегда проходили не иначе как с шутками, прибаутками, смехом и остротами. Он говорил о самых скучных предметах с самой подкупающей веселостью. За все семь лет я не помню, чтобы у него хоть раз было скучающее лицо на уроке или чтобы он хоть когда-нибудь на минуту задумался. Свою математику он любил больше всего на свете и о цифрах, правилах и задачах говорил так же нежно, как о собственных детях.

На его уроках в классе всегда стоял невообразимый шум и гвалт. Воспитанницы вскакивали со своих мест, окружали кафедру, вспрыгивали на пюпитры, чтобы лучше увидеть решение задачи на доске и услышать объяснения учителя. Классные дамы давно потеряли надежду на восстановление дисциплины, отсутствующей на уроках Вацеля, и махнули на него рукой. Они даже старались не присутствовать на его занятиях, понимая всю бесполезность своих замечаний, так как дядя Гри-Гри был горячим защитником девочек, и являлись только по звонку, возвещающему об окончании урока.

– И отлично, – встряхивая своей черной гривой, восклицал дядя Гри-Гри, когда щепетильная мадемуазель Арно, презрительно поджимая губы, удалялась с его урока, унося с собой рабочую корзиночку с ее бесконечным вязаньем, – мы и без полиции обойдемся! Только вы меня не съешьте, девицы, из лишнего усердия, – добавлял он с комической гримасой, поднимавшей взрыв хохота.

С веселым смехом разбирались у нас труднейшие теоремы и решались самые запутанные задачи, до которых Вацель был, к слову сказать, большой охотник. Лени, рассеянности, невнимания он не переносил, и в минуты гнева был положительно страшен.

– Вздор мелете, околесицу несете, синьорина вы моя прекрасная! – грозно напускался он на ленивую воспитанницу, выпучивая при этом свои изжелта-карие круглые глаза и вращая ими во все стороны. – Вам не задачи решать, а хозяйством заниматься да кофеи пить надо, вот что-с! Пожалуйте-кась на Камчатку да отдохните за кофейком! Стыдно-с вам! Стыдно!

И злосчастная синьорина покорно направлялась на «Камчатку», как у нас назывались последние скамейки в классе, заранее зная, что в журнальной клетке против ее фамилии к концу урока водворится «сбавка».