Сергей Силин - Рояль в сугробе

На всякий случай. Истории известны факты, когда великих поэтов признавали только после их смерти.

Через неделю он разлюбил Леночку, влюбился в Вику и записался в секцию самбо.

— Ребята, вы знаете, что есть День космонавтики, День тружеников сельского хозяйства, День защиты детей. А кто знает, какой день сегодня?

— Понедельник, — неуверенно предположил Леденцов, больше всех любивший информационные пятиминутки.

— Нет, — географичка улыбнулась. — Сегодня не только понедельник. Сегодня, ребята, ещё и День работников автомобильного транспорта.

«И каких только дней у нас нет, — тоскливо подумал Оклахомов, глядя на Ольгу Васильевну, рассказывавшую о роли автотранспорта в современной жизни человека. — День милиции есть, День медицинского работника есть, День шахтёра есть. А Дня защиты школьников нет».

Он представил, как забегали бы учителя, если бы завтра ввели такой день, и улыбнулся.

«Чего это он на меня с улыбочкой смотрит? — встревожилась Ольга Васильевна. — Опять, наверное, какую-нибудь свою шуточку готовит. Надо быть с ним настороже. И почему это у нас до сих пор нет Дня защиты учителя?»

Она представила, как вытянулось бы лицо у Оклахомова, если бы завтра ввели такой день, и не смогла сдержать улыбки.

«Чего это она улыбается? — забеспокоился Оклахомов. — Неужели спрашивать будет?»

Он торопливо полез в портфель за учебником.

«Значит, это у него в портфеле», — догадалась Ольга Васильевна.

— Оклахомов, — жалобно сказала она. — А не заключить ли нам перемирие?

Оклахомов хлопнул глазами и понял, что Ольга Васильевна не только чуткая, умная женщина, но и спрашивать его сегодня не будет.

Первым делом Оклахомов подсаживается к своему лучшему другу Мишке Леденцову.

— Прости меня, Миша, — говорит он.

— Да ладно, чего там, — смущается не привыкший к извинениям Леденцов. — С кем не бывает…

Затем Оклахомов направляется к Жанне Ивановне. Голова его низко опущена, уши розовеют.

— Простите меня, Жанна Ивановна, — говорит он, не поднимая глаз.

Жанна Ивановна печально улыбается:

— Хорошо, Петя, я тебя прощаю.

После француженки Оклахомов идёт каяться к математику.

— Петр Алексеевич, — виновато говорит он, — не знаю, простите ли вы меня?

— Ну что ж, — задумчиво произносит математик, задумчиво разглядывая формулы на доске. — Раз ты понимаешь, что не прав… Конечно… Что ж делать…

Потом Оклахомов подходит к географичке:

— Простите меня, Ольга Васильевна!

— Петенька! — радуется географичка. — Я всегда говорила, что ты очень совестливый мальчик. Я прощаю тебя, Петя!

Затем Оклахомов останавливает Светлану Михайловну.

— Светлана Михайловна, — говорит он. — Простите и вы меня!

— За что, Петя? — удивляется Светлана Михайловна.

— За всё.

— За что — за всё, Петя? — пугается Светлана Михайловна. — Что ты опять натворил?

— Ещё ничего, — говорит Оклахомов и тяжело вздыхает. — Но вернусь в школу после каникул и ведь всё равно что-нибудь натворю. Вот и прошу прощения заранее.

Однажды Оклахомову приснился сон, будто он поймал маленького щурёнка, Снял его с крючка, бросил в банку, а щурёнок и говорит ему человеческим голосом:

— Петь, а Петь! Брось меня в реку. Я тебе за это три желания исполню.

Оклахомов не поверил сначала. Уж больно щурёнок неказистый. По виду на три желания никак не тянет.

Но потом подумал-подумал да и бросил щурёнка в реку. И сразу три желания загадал:

— Во-первых, чтобы в каждом магазине было по три тысячи сортов мороженого, не считая шоколада. Во-вторых, чтобы каждый школьник, кроме Лёньки Лохматого из 7-го «Д», получал по тысяче долларов в месяц плюс мешок яблок. И, в-третьих…

…в-третьих, чтобы я стал министром образования.

Едва Оклахомов загадал последнее желание, как всё вокруг него перевернулось, речка исчезла, а сам он оказался за овальным столом, в большом кабинете с видом на Красную площадь.