Э. Конигсбург - Чай всегда в четыре

Миссис Олински обхватила себя за плечи и подумала: может, эта дрожь у неё от волнения, а не от холодного воздуха с потолка? С учащённым (что было хорошо заметно по пару изо рта) дыханием она неотрывно следила, как уполномоченный погружает руку в большую стеклянную чашу. Его перстень с университетским логотипом звякнул по дну. (Будь в зале ещё на пару градусов ниже, стекло бы точно раскололось.) Он извлёк сложенный в несколько раз листок бумаги, развернул и прочёл вслух: «Что означает слово “каллиграфия” и из какого языка оно происходит?»

Раздалось «дзинь».

Миссис Олински точно знала, кто нажал на кнопку. Она откинулась назад и расслабилась. Никакого волнения. Радостное предчувствие – да. Волнение – нет.

Отблески телекамер плясали в стёклах очков Ноа Гершома. Он был выбран в команду первым.

Мама потребовала, чтобы я написал бутербродное письмо бабушке и дедушке. Я ответил, что не могу написать бутербродное письмо, а она спросила, почему это, и я сказал: потому что я не знаю, что такое бутербродное письмо. Тогда она объяснила, не очень-то терпеливо, что бутербродное письмо – это письмо, которое пишут людям, чтобы выразить благодарность за гостеприимство, типа «спасибо за хлеб с маслом». Тогда я сказал, что меня учили никогда не использовать в определении определяемое слово, так что «бутербродное письмо – это письмо» – неправильно, и пусть мама подыщет какой-нибудь синоним к слову «письмо». Тогда мама заметила, что если представители моего поколения прекрасно умеют придираться к словам, но не умеют написать элементарное бутербродное письмо, то это красноречиво свидетельствует об упадке западной цивилизации.

Тогда я сообщил, что при всём уважении не считаю себя обязанным благодарить бабушку и дедушку за гостеприимство. И обосновал своё утверждение с помощью фактов. Факт первый: я не гость, а член семьи; факт второй: они меня даже не приглашали, поскольку – факт третий – мама сама меня к ним отправила, когда её наградили круизом за то, что она продала в Эпифании (это наш город) столько домов, сколько их не продал никакой другой риелтор в мире, а если бы она взяла с собой в круиз нас с Джо, а не своего мужа, моего отца, то меня не пришлось бы отправлять во Флориду, и поэтому – тоже факт – это она должна благодарить бабушку и дедушку, а не я; и, кстати, ещё один факт: пока я был у них, я им здорово помог, так что это они должны писать мне бутербродное письмо, а не я им.

Моего брата Джо отправляли к другим бабушке и дедушке, которые живут в нормальном пригороде в штате Коннектикут.

– И что, Джо тоже пишет бутербродное письмо бабушке и дедушке Эберли?

– Прямо сейчас, в эту минуту, – ответила мама.

– Ну, может быть, ему есть за что их благодарить, – сказал я.

Мама набрала в грудь побольше воздуха, словно собираясь что-то ещё сказать о том, что делают с бедной западной цивилизацией представители моего поколения, но вместо этого сказала: «Пиши», – и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Я открыл дверь и крикнул вдогонку:

– А на компьютере я могу его писать?

– Можешь, – ответила мама. – Но не будешь.

Я хотел было спросить, кто из нас теперь придирается к словам, но мама посмотрела на меня таким взглядом, что я сразу понял: лучше мне сосредоточиться на бутербродном письме, а не на придирании к словам.

Я посмотрел на закрытую дверь. Потом на окно. Дверь. Окно. Дверь. Окно. Выхода нет.

Я достал из ящика письменного стола блокнотик с отрывными листками. По размеру листки были, конечно, больше почтовой марки, но ненамного. Потом я взял шариковую ручку и начал расписывать её на ненужной бумажке. Ручка оставляла царапины и ничего больше. Шариковые ручки иногда приходится долго расписывать. Тогда, во Флориде, Тилли Нахман сказала: «Шариковая ручка – главная причина упадка западной цивилизации. Она сделала процесс письма быстрым, дешёвым и абсолютно безликим». Вот бы маме подружиться с Тилли. Они обсудили бы между собой две главные причины упадка западной цивили‐ зации.

Не ради спасения западной цивилизации, а ради бутербродного письма я бросил шариковую ручку обратно в ящик и достал оттуда ручку для каллиграфии, чернильную. Заправлять её чернилами я не стал. Заправлю, когда буду готов писать. Ещё я достал остро заточенный карандаш и пачку крошечных самоклеящихся листочков, чтобы составить список идей: за что я могу быть благодарен.

Я записал: красная тележка . Красная тележка безусловно стоила благодарности, потому что была подарком – хотя по воле обстоятельств я не привёз её с собой домой, в Эпифанию. Потом я подумал ещё и написал ниже: футболка-смокинг . Она тоже была мне подарена, и её я тоже с собой не привёз. Потом я записал: ручка для каллиграфии и чернила . Всё это мне тоже подарили, но ручка и чернила, которые я достал из ящика стола, были не те, а другие – их я купил сам. Ручка для каллиграфии напомнила мне о другой пачке самоклеящихся листочков, которую я купил, чтобы загладить оплошность, возникшую из-за чернил. И хотя те листочки я не получил в подарок, а тоже купил сам, я всё же добавил в свой список самоклеящиеся листочки . Потом оторвал листочек со списком и приклеил к стенке над столом. А потом, как велела мама, стал думать хорошенько.