Тамара Михеева - Легкие горы

Скоро образ взрослого папы Сережи совсем стерся из Динкиной памяти, ей казалось, что баба Люся рассказывает про ее ровесника, мальчишку, будто про другого своего внука.

Она была совсем не похожа на бабушку Тасю. Не такая старая, не такая суровая, она баловала Динку конфетами, игрушками, разговорами, она умела заливисто хохотать и говорила все время какими-то шутками, даже когда отчитывала кого-нибудь на работе. И строила уморительные рожицы. И пекла вкусные пирожки. И знала наизусть много стихов.

– А почему ты сразу ко мне не подошла? – спросила ее как-то Динка. – Ты, что ли, не знала, как я выгляжу?

– Не знала, – вздохнула бабушка Люся. – Сережа тоже хорош, ни одной фотографии не выслал! Знала только, что ты темненькая… Вот и смотрела на всех темненьких девочек.

Больше всего Динка теперь боялась, что мама узнает ее тайну и запретит ходить к бабушке Люсе. Но мама много работала, а после работы очень долго шла домой, и если бы Динка вечерами все так же сидела у окна с Юлой, глядя на сверкающий огнями город, то видела бы, что до дома маму кто-то провожает. И, конечно, поняла бы, кто это. Но Динка теперь все вечера пропадала во Дворце, в драмкружке. Давно она уже не ходила по гостям и, когда бабушка Тася звонила и спрашивала, что же она не заходит, начинала торопливо и сумбурно оправдываться. Динка не замечала маминой тайны, а мама не знала о Динкиной.

Динка изнывала. Они играли в прятки, и ей второй раз подряд досталось водить. Она стояла за кулисами, отвернувшись к стене, вдыхала запах старой побелки и считала до ста. Пока до ста досчитаешь, они разбегутся во всему Дворцу, опять она не найдет… Вообще-то теперь Динка знает Дворец, наверное, лучше всех драмовских. Она улыбнулась смешному слову «драмовские». Так их называют все во Дворце. И они сами так себя называют, те, кто занимаются в драмкружке. Идет вечерняя репетиция, но репетируют пока взрослые, ребята ждут своего выхода. Весело ждут – играют за кулисами в прятки.

– Восемьдесят пять, восемьдесят шесть, восемьдесят семь…

Соня наверняка забралась на колосники: Динка слышала, как скрипнула лестница. А Озеровы побежали в карман, тоже слышала, да и куда им еще бежать? Карман – самое надежное место, там столько декораций навалено, ни за что не найдешь. Янка Ярцева… Наверное, замоталась в занавес, тоже любимое местечко. Теперь-то она их всех найдет!

– Девяносто семь, девяносто восемь, девяносто девять, сто!

– Дина! Позови всех, ваша сцена, я же сказала не разбегаться! – крикнула ей Татьяна Валерьевна и быстрым шагом вышла через боковую дверь зала.

Динка посмотрела ей вслед: легко Татьяне Валерьевне говорить «Позови!». Как она их позовет, если все попрятались?

– Эй! – крикнула Динка робко. – Выходите! Татьяна Валерьевна сказала!

Никто, конечно, не отозвался. Сверху посыпалась на Динку пыль, древесная труха и крошки голубиного помета. Она различила мелькнувший над сценой где-то там, на колосниках, голубой Сонин свитер и бросилась к стене:

– Туки-туки Соня!

– Так нечестно! – тут же закричала Соня сверху. – Сама сказала выходить!

– Так правда репетиция! – Динка тут же испугалась, что скажут, будто она жилит. – Татьяна Валерьевна сказала собрать вас…

– Тогда это не считово и я больше не играю! – Соня легко сбегала по лестнице с колосников, Янка разматывалась из красного бархатного занавеса, Аня вылезала из-под рояля, а братья Озеровы гремели в кармане декорациями.

Динка облегченно вздохнула. Хорошо, что так вовремя началась их репетиция!

В новогоднем спектакле у Динки была всего одна реплика, но Татьяна Валерьевна уже ее хвалила. Правда, на днях Динка узнала, что Татьяна Валерьевна – племянница бабушки Люси, а значит, ее, Динкина, тетя, и, значит, ее дочери Ксюша и Аня – ее двоюродные сестры.

От обилия родственников у Динки кружилась голова. Она слышала, как однажды бабушка Люся сказала:

– В маленьком городе каждый кому-то кум, брат, сват.

Динка не знала, кто такие кум и сват, но с братом было все понятно, и, посовещавшись, они с Соней решили быть сестрами. Навсегда.

После репетиции Татьяна Валерьевна собрала всех артистов в зале, сделала пару замечаний, напомнила, что завтра генеральный прогон, велела всем быть в костюмах в семь вечера, без опозданий, и отпустила детей по домам, а взрослых на перекур.