Тамара Михеева - Легкие горы

– Да, да, это я решил, что мы возьмем ребенка из детдома! Да, это была моя идея, а ты сомневалась! Ты с самого начала во мне сомневалась!

– Я и в себе сомневалась! – закричала тогда и мама. Динка никогда не слышала, чтобы она так страшно кричала. – Я в себе сомневалась еще больше, чем в тебе! Я во всем, во всем сомневалась! Но ты сдался! Ты сдался!

– Да… я сдался. – Голос папы Сережи погас, Динка еле-еле различала слова, и только потому, что приложила ухо к двери. – Это оказалось труднее, чем я думал, чем я вообще мог вообразить, но ты…

– Не смей меня обвинять! Я не бросала ее и никогда не брошу, а ты…

Потом мама заплакала, а папа Сережа говорил что-то, но уже так тихо, что Динка не могла расслышать. Она сидела на холодном полу и расковыривала дырку на тапочке. Почему-то в подъезде было очень холодно, а дождь лил и лил, его голос сливался с голосами за дверью, тихими-тихими, и Динка уже поняла, что папа Сережа останется у них. Когда дырка в тапке стала такой, что туда спокойно влезал большой палец, голоса приблизились к двери.

– В какой квартире Соня живет? В сорок пятой?

– Да они в подъезде, наверное.

– В подъезде? В смысле?

– Ну… – Мама тихонько рассмеялась и шмыгнула носом. – Лесногорск остался единственным городом на земле, где дети в подъездах играют, а не собираются покурить и выпить пива.

– Только я сам, ладно?

Мама, наверное, кивнула, а потом дверь открылась, и папа Сережа вышел в подъезд. Он увидел Динку, сел по другую сторону дверного проема и сказал.

– Привет, Динка.

Динка на него не смотрела.

– Я так много придумал, что тебе сказать… – заговорил он, – то есть я долго думал, а сейчас все забыл. Динка! Я люблю твою маму. И тебя люблю. Я знаю, что ты мне не веришь. Просто, понимаешь, своих детей у меня никогда не было, и я не знаю, как с детьми надо обращаться, ну, как их воспитывают и все такое. Катя вот… мама… говорит, что воспитывать не надо, что надо просто жить вместе.

Динка молчала. Папа Сережа тоже замолчал, поворошил волосы. Динка удивилась, что помнит, как он это делает. Она смотрела на него и думала, что вот сейчас он переедет к ним, а где будет спать, ведь у них один диван. Думала, что он будет опять делать ей замечания, но подумаешь замечания, ей и в школе их постоянно делают, и вообще она уже знает, как сделать чай сладким. Она думала, что опять у мамы с папой будет скрипеть диван, а она будет лежать одна в своей комнате. Ой, а комната-то у них с мамой всего одна… Но зато можно в открытую ходить к бабушке Люсе, не прячась, не скрывая от мамы. И в школе можно будет писать папу во все анкеты и говорить, что папа у нее есть, он работает там-то, его зовут Сережа, Сергей Иванович. И у них опять будет машина. И маме, наверное, не надо будет так много работать. И скрывать от Динки, что она с ним встречается.

– Только давай останемся жить в Лесногорске, – сказала папе Динка.

А он сразу даже не понял, что она согласна, чтобы он вернулся.

А когда понял, протянул руку, обнял Динку за плечи и, придвинув к себе, поцеловал в макушку. Теперь она пахла Катей.

«Забашить» – то же самое, что «осалить». Так говорят в Лесногорске.