Финн-Оле Хайнрих - Удивительные приключения запредельно невероятной, исключительно неповторимой, потрясающей, ни на кого не похожей Маулины Шмитт. Часть 1. Мое разрушенное королевство

– Как прилив и отлив, такая уж это болезнь, – говорит мама. – И не нужно попусту волноваться, возмущаться или прятать голову в песок, это ничему не поможет. Да и лекарства тоже не очень-то помогают. Ничего не помогает, – качает она головой. И глубоко вздыхает. – Ничего нельзя сделать, – мама пожимает плечами. – Ну то есть совсем. Совсем-совсем-совсем-ничего-ничего. Одно только можно: принять это. И смириться.

– Почему ты мне ничего не сказала? – спрашиваю я. – Как же так, ты всё знала, а мне ничего не сказала? Это несправедливо.

Мама говорит, что она сама совершенно растерялась. Сначала ей надо было самой во всём разобраться, спокойно всё осмыслить, собраться с силами, чтобы мне рассказать. Ведь это же огромная перемена для нас обеих, вся наша жизнь перевернётся с ног на голову, навсегда. И её жизнь, и моя. Она сама не знала, как с этим быть, что делать и что говорить. И решила: уж лучше не говорить ничего, чем сказать что-то не то. Но если бы она мне сказала обо всём сразу, я бы сейчас не чувствовала себя такой маленькой, глупой и беспомощной, мы могли бы вместе сходить с ума, маме не пришлось бы притворяться сильной. И с самого начала было бы ясно: без переезда в Пластикбург не обойтись. Тогда я не вела бы себя как полная идиотка, не тратила бы столько драгоценного времени на нытьё и Мяв, а занялась бы делом вместо того, чтобы строить в саду башни из черепах.

Мама говорит:

– Я не хотела, чтобы на меня смотрели как на больную. Понимаешь? Пока ничего ещё не заметно, я хотела… просто хотела жить нормально, пока можно. Чтоб никто не смотрел с жалостью. Моё последнее нормальное время в жизни, понимаешь? Последний раз. И чтоб никто у меня этого не отнимал, никто.

– А я, значит, отняла бы, да?

– Я не то хотела сказать. Ты начала бы спрашивать, начала бы вести себя по-другому, даже если бы пыталась делать всё, как обычно. Когда знаешь про такое, не обращать внимания уже невозможно. И всё перестало бы быть как всегда.

– Не обращать внимания невозможно.

– Невозможно.

– Так и тебе тоже невозможно. Так что всё уже стало ненормальным. Ты делала вид, что всё нормально, но в тебе, внутри тебя всё было уже не так.

– Нет. То есть, немножко, иногда – да. Но вообще-то нет. Я научилась не думать об этом, забывать, отвлекаться. А потом оно стало накатывать снова и снова, и в конце концов я сломалась. Проплакала всю ночь и решила: ухожу. А твой папа и не знал, почему я плачу.

– Не знал, значит. Я тоже не знала. Почему ты ничего не сказала? Я же твоя дочь!

– Вот сейчас говорю.

– Ага, сейчас – через два года! Да за два года можно звездой стать и двоих детей родить!

– А Тот Человек ? – спрашиваю я. – Когда он узнал?

– Он, – говорит мама, – тоже всего пару недель как знает.

Челюсть у меня отваливается.

– Так значит, я самая-самая последняя, кому ты сказала? Даже с Тем Человеком ты раньше поговорила! И вообще – ты с ним разговариваешь?!

Я стою перед раздевалкой в спортзале и жду. Чувствую себя черепахой, голова втянута внутрь, я закована в панцирь из ярости, залакированный мыслями о болезни, отполированный плохим настроением, плюс ещё рюкзак с несделанной домашкой. Вокруг вопят и скачут мальчишки, пахнет мокрыми кроссовками и п о том. Бастиан, Карл и Вим играют в игру «кто громче захохочет другому в ухо». Если б не панцирь, спросила бы, не двинуть ли им по башке, чтоб мозги на место встали.

Я отрезана от мира, в голове крутятся вопросы. Как всё будет дальше? Что вообще будет? Как мы будем жить? Что за жизнь это будет? Мама в инвалидном кресле. Чему мне надо научиться, что я могу сделать, кто будет нам помогать? Тот Человек ? Вряд ли. Я покажу им всем! И в первую очередь – этой болезни! Спорим? Мауляндия ещё далеко не потеряна. Вот наловчусь – и буду буксировать маму на пятый этаж, легко.

Всё это – вопрос тренировки, думаю я, и вдруг кто-то вырывает у меня из рук мешок с формой для физры. Меня разворачивает, и я со всего размаха плюхаюсь на пол, на пятую точку. Яннис Динстер, идиот из идиотов, ржёт, хлопая себя по коленкам.

Он бросает мешок Лучиано, Лучиано – дальше Кубичеку, а тот – Анне-Лене. Она мешок ловит, но перебросить дальше не решается.

– Сюда кидай! – кричит ей Яннис.

Поднимаюсь с пола, выпрямляюсь, медленно подхожу к Яннису, он всё ещё ржёт, а я думаю: «Сейчас, дружочек, ты смеяться перестанешь».