Николай Чуковский - Двое (Сборник)

После этого разговора он стал поглядывать на меня дружелюбнее. Но беседовать нам уже почти не пришлось, потому что мы вошли в воды, где могли встретить противника. Лодка погрузилась, и Снежков был очень занят.

Я обрадовался, что лодка погрузилась, так как качка кончилась. В отведенном мне углу отсека я приступил к испытанию моего прибора.

Не стану останавливаться на устройстве этого прибора и скажу только, что это был новейший прибор для анализа состава воздуха и что в изобретении его принимал участие я сам.

С того места, где я возился со своим прибором, виден был акустик Митрохин, который сидел, прижав к ушам наушники шумопеленгатора. Электрическая лампочка ярко озаряла его узкие сгорбленные плечи и резкое костлявое лицо, застывшее от напряженного внимания. Иногда к нему подходил Снежков и взглядывал на него. Митрохин отрицательно качал головой. И чем дальше шло время, тем чаще к нему подходил Снежков. И все недовольнее становилось лицо Снежкова.

Тут я понял, что маленького, мечтательного, учтивого Снежкова можно бояться. Боцман Дыбин, например, теперь явно робел в его присутствии.

Ну и глыба был этот боцман! Грузный и сильный, как медведь. Прежде грохот и лязг раздавались по всем отсекам от его шагов и могучего голоса, а теперь, встречаясь со Снежковым, он начинал ступать неслышно, жался к стенам и втягивал голову в плечи. Впрочем, настоящего страха не было в маленьких добрых его глазах. Было скорее опасение спугнуть что-то важное, что происходило в его командире.

— Хотите послушать? — предложил мне вдруг Митрохин, заметив, как внимательно я слежу за ним.

Он снял с себя наушники, протянул их мне, и я надел их.

Я заслушался. Какими странными шелестами, вздохами, шепотами полна морская глубина! То повышаясь, то понижаясь, словно пульсируя, они сливались в неясную таинственную мелодию.

Я неохотно отдал наушники Митрохину.

— Ну, что? — спросил его Снежков.

Митрохин покачал головой.

Я уже давно понял, что их заботит. Несколько часов назад наши самолеты заметили в море караван немецких кораблей. Наша лодка должна была перехватить их в пути и атаковать. По вычислениям штурмана Гусейнова, корабли эти должны были теперь находиться в том самом месте, где находились мы.

— Они где-то тут, — говорил Гусейнов, и смуглое лицо его бледнело от волнения.

— Их тут нет, — говорил Митрохин. — Транспорт в шесть тысяч тонн и три сторожевых катера — неужели я не услышал бы шума их винтов?

— Посмотрим, — сказал Снежков и приказал поднять лодку на перископную глубину.

Лодка поднялась, но осталась под водой, и только перископ вынырнул на поверхность.

Снежков прильнул глазами к стеклышку перископа. Гусейнов стоял у него за спиной, нетерпеливо переступая с ноги на ногу.

— Неужели не видите? — спрашивал он.

— Не вижу, — говорил Снежков.

— Они должны быть здесь.

— Посмотрите сами.

Гусейноз долго смотрел, но тоже ничего не видел.

— Я услышал бы, — повторил Митрохин.

Гусейнов поглядел па Митрохина так, словно тот был виноват, что немецкого каравана здесь не оказалось. Он был горячий и упрямый человек, этот Гусейнов. Но ничего не сказал, а отошел к своим картам и зашелестел ими.

Я тоже посмотрел в перископ и увидел только волны, бесконечные, нестройные, зеленого бутылочного цвета…

Гусейнов, торопясь и волнуясь, показывал Снежкову свои карты, на которые он наносил путь лодки. Это были морские карты, не похожие на наши сухопутные — море на них испещрено множеством обозначений, а суша изображена в виде пустых белых пятен. На карту были нанесены Гусейновым два пути: путь нашей лодки и предполагаемый путь вражеского каравана. Оба пути скрещивались в том месте, где мы сейчас находились.

Гусейнов, блестя глазами и повышая голос, доказывал, что в его вычислениях нет ошибки.

— Конечно, ошибки нет, — сказал Снежков и положил маленькую свою ладонь на большую руку Гусейнова.

— Куда же они делись?

— Они переменили курс.

И Снежков, черкнув карандашом по карте, показал, как немецкий караван, внезапно изменив курс, пошел по хорошо охраняемым протокам между шхерами в свой порт.

Гусейнов замолчал. Митрохин снял наушники, повернул к нам костлявое внимательное лицо и тоже молчал. Молчал и Снежков.

— Надо возвращаться, — угрюмо сказал наконец Гусейнов и свернул свои карты в трубку.