Владимир Железников - Хорошим людям - доброе утро

Пассажиры самолёта, и молодые и старые, поняли, что стоят на краю страшной пропасти. Они могли каждую секунду погибнуть, но никто не шелохнулся, потому что, если бы у них под ногами была земля, то они кричали бы и дрались, а тут они были в небе. Их привязывал к земле только острый луч прожектора, который готовил им гибель.

А мальчик думал об отце и плакал. Отец его погиб несколько дней назад. Он ничего не боялся, он только плакал.

Пилот попытался уйти от прожектора, но тот ухватил его крепко. Пушки не стреляли. Фашисты ждали: снизится самолёт или нет? Снизится - значит, свой, нет - значит, советский. А пилот тем временем старался набрать высоту, чтобы уйти. И тут раздался первый залп, потом второй. Самолёт сильно тряхнуло. Но он упрямо летел вперёд, делая крутые виражи, бросаясь вниз так, что едва выходил на прямую. Люди в самолёте падали друг на друга и от боли теряли сознание.

Потом прожектор пропал. Разрывы стали глуше. Пилот ввёл самолёт в облако и ушёл от фашистов.

Прошло ещё минут пятнадцать. В чёткую работу мотора стали врываться непонятные звуки, будто птица на лету хлопала крыльями. Мотор зачихал и умолк.

Может быть, на время, может быть, мотор снова заговорит, закрутится винт и сильно потянет машину вперёд. Но самолёт скользил вниз, точно по хорошо укатанной плоскости. Он скользил легко и плавно, и никакая сила уже не могла удержать его на высоте.

Теперь летел не самолёт, летела земля - она была большая, больше неба.

Самолёт норовил клюнуть носом и сорваться в пике, а пилот удерживал его. Он планировал из последних сил и вглядывался в предутреннюю мглу, пытаясь найти в бесконечном лесном пространстве подходящую полянку. Наконец он увидел то, что искал: круглое отверстие среди леса, и пошёл на посадку.

Самолёт ударился о землю, но пилоту всё же удалось выровнять машину. Она пробежала метров четыреста, подмяла редкий кустарник и у самых деревьев замерла.

Пилот вышел из кабины. Он снял шлем и молча обвёл всех взглядом. Он смотрел в лица - - старые, заросшие, усталые, и в молодые, ещё безусые, тоже усталые.

Пилот посмотрел на мальчика, подмигнул ему и неожиданно улыбнулся. И все сразу улыбнулись, и мальчик первый раз после гибели отца робко разжал губы.

Пилот напялил шлем на голову, открыл дверь самолёта. Прыгнул на землю. На секунду замер: вдруг за каким-нибудь кустом снайпер взял его на прицел? Но кругом было тихо-тихо.

Пилот скоро вернулся.

- Пробиты баки. Ни капли бензина.

- А фронт далеко? - спросил бородатый партизан.

- Километров пятьдесят.

- Надо найти бензин. Пойдём в деревню, - сказал бородатый. - Коммунисты, прошу поднять руки.

Подняли руки трое партизан и пилот.

- Пойду я, - сказал бородатый, - товарищ пилот и… - Он посмотрел на троих партизан. Они были тяжело ранены. - И…

- Я пойду.

Все оглянулись. Это говорил мальчик.

- Я уже не раз ходил в разведку. Меня не тронут.

- Хорошо. Пойдёшь ты. - Бородатый встал, поправил руку на перевязи и сказал: - Я, Михаил С ко пин, коммунист.

- Я, Андрей Беспалов, коммунист, - сказал пилот.

И тогда все посмотрели на мальчика, и он сказал тихим голосом:

- Я, Коля Федосов, пионер.

Они ушли. К полудню им удалось отыскать дорогу и выйти к деревне. Они залегли в кустах, на лесной опушке, чтобы посоветоваться, что делать дальше.

- По-моему, нам надо дождаться ночи, - сказал пилот Беспалов.

- Ночью скорее поймают, - - ответил Коля.

Я сейчас пойду.

- Один?

- Да.

Скопин молчал. Он был опытный партизан и понимал, что мальчик прав.

- А что ты будешь говорить, если в деревне немцы? - спросил Беспалов.

- Не первый раз. - Коля встал, глаза его сузились и стали злыми. - Ну, я пошёл.

Он подобрал на ходу прутик и, размахивая им, запылил к деревне. А те двое смотрели ему в спину, в белобрысый затылок и тоненькую шею. Мальчик ни разу не оглянулся.

- Да, сказал наконец Беспалов, - это тебе паренёк!

А бородатый Скопин ничего не сказал.

Они лежали в кустах и ждали. Было жарко. Сначала хотелось пить, потом захотелось есть.

Беспалов смотрел на пыльную дорогу, которая вела в деревню. Он всё ждал, когда же придёт мальчик. Иногда он отрывал взгляд от дороги и оглядывался на Скопина.

Тот лежал на спине, лицо его стало бледным, на повязке появились свежие пятнышки крови.

- Больно? - спрашивал Беспалов.

- Нет, - отвечал Скопин.

Прошло несколько часов. У Беспалова першило в горле, губы потрескались. А на дороге по-прежнему никого не было.

Скопин, может, мне пойти? Я здесь, бугай, лежу, а он, маленький, там!