Ольга Кульневская - Солнечный ручеек (сборник)

Лужа с нетерпением ждала Алёнку и представляла себя прекрасным бескрайним морем… Вот бирюзовые волны с белыми барашками пены на гребнях играют с ветром, а над ними, пронзительно крича, мечутся чайки… корабли с упругими парусами несутся по синей глади… у горизонта море сливается с небом – и не понять, где кончается вода и начинается небосвод… А вода – чиста и прозрачна, и в её зелёной глубине плавает множество разноцветных рыбок – больших и маленьких…

Ах, как это сказочно красиво!

И лужа ещё ярче сверкала на солнце.

…Два кораблика Алёнка сделала из щепочек, а третий ей соорудила бабушка – свернула из тетрадного листка лодочку, вставила в неё тростинку, а на тростинку прикрепила флажок из конфетного фантика.

На одном кораблике стоял бесстрашный капитан – самая маленькая матрёшка из большой матрёшкиной семьи, а на второй кораблик в качестве капитана был водружён розовый пластмассовый зайчик. Кораблики и бумажная лодочка соревновались в скорости, капитаны сурово смотрели вдаль, умело лавировали в волнах, и, если даже терпели бедствие, Алёнка их спасала, и корабли вновь плыли по синим сверкающим волнам…

И лужа чувствовала себя самым настоящим морем, отчего была безмерно счастлива.

Но в конце концов бабушка позвала Алёнку домой. И лужа осталась одна.

Она долго не могла успокоиться от пережитого счастья и своей значительности, вспоминала Алёнкино восхищение, ласково поглаживала следы Алёнкиных сапожек и покачивала оставленные кораблики.

А потом на улицу вышел соседский мальчик.

Он увидел плавающие в луже щепки, на которых скучали капитаны, подошёл поближе, хихикнул и стал бросать в лужу комья земли, стараясь попасть в щепки и потопить их. Он упрямо швырял пригоршню за пригоршней, отчего вода в луже стала мутной и некрасивой.

Серые брызги летели во все стороны – на забор, на траву, на цветы… Кораблики перевернулись, матрёшка и зайчик плавали вверх животами…

– Фу, какая грязь! – сказал мальчик.

И, довольный, ушёл.

Солнце закатилось за лес, что частой гребёнкой темнел за рекой, и на землю опустились фиолетовые сумерки…

Лужа сникла, съёжилась от горя и обиды. Её мутная поверхность дрожала и больше не отражала ничего.

«Ну какое из меня море? – с горечью думала она. – Что я себе придумала? На самом деле я – просто грязь! А грязь разве может нравиться? Разве захочет кто-нибудь со мной, такой некрасивой, дружить?»

И она чувствовала себя самой несчастной на свете…

Скажите, разве это справедливо?

Надо сказать, что моя старая знакомая – та самая ворона, что частенько прилетает ко мне крыльцо позавтракать остатками каши или корочкой хлеба – по своему характеру очень ворчлива. И даже когда рассказывает очередную историю, непременно поворчит, недовольная чьим-нибудь поведением.

Но я не обращаю внимания: пусть ворчит! Всё равно её интересно слушать.

В этот раз она, поклевав корочку, поскакала немного по перилам крыльца, цокая когтями по металлу, встряхнулась и начала свой рассказ…

…Как-то после дождика в один из летних дней на старой загородной дороге появилась маленькая лужица – маленькая, потому что дождик был совсем небольшой. Он кончился, а лужица осталась. Выглянуло солнце, и лужица засверкала, словно зеркальце. И отразила растущую рядом ромашку.

А ночью по дороге снова пробежался длинноногий дождь, и лужица стала лужей. Утром небо очистилось от облаков, и зеркально засверкавшая лужа отразила не только ромашку, но и куст шиповника, цветущего по соседству.

Погода капризничала: после тихого ласкового дня опять пришла ночь с тучами-плаксами, а утром – надо же! – вновь засияло солнышко. И лужа, ставшая за ночь совсем большой, отразила на этот раз не только ромашку и куст шиповника, но и высокую замшелую ель, что хмуро росла неподалёку, вцепившись корнями в глинистую обочину дороги.

А потом, после бурного ливня, огромная лужа отразила уже не только ромашку, куст шиповника и хмурую ель, но и много-много неба и даже кусочек радуги…

– Я могу отразить весь мир! – решила лужа. И загордилась собой.

Она гордилась, гордилась, гордилась…