Ольга Кульневская - Солнечный ручеек (сборник)

Ой-ой! Однажды Алёнка увидела дяденьку, похожего на медведя! Она долго на него смотрела, даже обернулась назад, когда он косолапо и тяжело прошёл мимо неё… Но кажется, этот медведь добрый…

Ну разве виновата Алёнка, что все похожи на что-то или на кого-то?

Ходят по улицам люди-звери, люди-птицы, люди-рыбы, а Алёнка это видит, вот и всё.

Только вот почему-то мама с папой и дедушка с бабушкой ни на кого не похожи.

Алёнка часто думала: почему так? Искала сравнения и не находила, хотя очень хотела найти.

…Когда учебный год закончился и начались каникулы, мама сказала Алёнке:

– Ну что, дорогая, поедешь в загородный лагерь вместе с другими ребятами. Ты уже большая, и не будешь сильно скучать. Найдёшь себе новых друзей, станешь самостоятельной… И может быть, поймёшь, на кого мы с папой похожи! – при этих словах мама хитро улыбнулась.

Но оказалось, что Алёнка ещё маленькая. И как ни хотелось признавать этот факт, но пришлось, потому что она ужасно скучала по всем – по маме, папе, бабушке, дедушке. И едва дождалась дня, когда они впервые навестили её в лагере.

…Известие, что к ней приехали, принёс конопатый Серёжка, похожий на рыжего воробья.

И пока Алёнка мчалась к воротам, возле которых её ждали, сердце было готово выпрыгнуть из груди – так она соскучилась по родным!

– Мама! Папа! Бабулечка! Дедушка! – кричала она, торопливо обнимая всех по очереди.

Она глядела на них во все глаза, смеялась, прыгала и снова обнимала – маму, папу, бабушку, дедушку… Обнимала их, таких родных, таких любимых, ни на кого не похожих, а похожих только на себя!

И тут Алёнка поняла: любят вовсе не за то, что кто-то на кого-то похож. Любят за то, что человек похож сам на себя.

Дверца платяного шкафа распахнулась, впустив внутрь сноп солнечного света, наполненный толпой танцующих пылинок.

Свет ослепил старое шёлковое бабушкино платье, висевшее самым первым на деревянных плечиках.

За ним аккуратно и плотно теснилась другая бабушкина одежда – коричневый осенний плащ, зимнее пальто со слегка потёртым пушистым воротником, вязаная кофта… Когда-то платье было праздничным и очень нарядным. Сейчас гладкий шёлк потускнел, тонкий белый поясок чуть пожелтел от времени. Только крохотная брошка под воротом по-прежнему, как и много лет назад, таинственно мерцала, вспыхивая разноцветными искрами.

Платье знавало лучшие времена, когда молодая и счастливая хозяйка шла в нём в кино, в гости или на прогулку со своим мужчиной.

Оно до сих пор помнило прохладное и влажное прикосновение душистых цветов, когда хозяйка прижимала к груди подаренный ей букет.

А а ещё оно помнило заботливые и крепкие объятия всё того же мужчины, полные искренней любви, и радостные, лёгкие детские объятия…

Всё это давно минуло и уже стало забываться в душной тесноте шкафа.

…Платье слегка колыхнулось взволнованно навстречу – хозяйка давным-давно не надевала его, и оно тосковало по прошлой жизни.

Но бабушка лишь ласково коснулась его шершавой ладонью и осторожно сдвинула в сторону, а рядом повесила – на блестящих пластмассовых плечиках, маленьких и изящных – детское летнее платьице.

На нём по зелёному полю весело разбегались наперегонки с божьими коровками белые ромашки.

– Будет Алёнке подарок от меня, когда приедет в гости, – сама себе сказала бабушка и притворила дверцу.

В шкафу вновь наступила темнота, лишь в узкую щёлку проникала солнечная полоска.

Она падала как раз на новое платьице, пересекая зелёное поле и деля пополам несколько ромашек и божьих коровок.

Гость открыл сонные глазки, тоненько чихнул от запаха нафталина, витавшего в шкафу, и спросил заспанным голоском:

– Где я?

От него пахло новой тканью, магазином и даже немного – так показалось старому платью – самыми настоящими ромашками.

– В бабушкином доме, в её шкафу, где она хранит одежду, – улыбнулось старое платье. – Тебя, очевидно, купили в магазине, чтобы подарить девочке Алёнке, бабушкиной внучке.

И грустно вздохнуло.

Новый сосед снова чихнул от дошедшей до него волны нафталина, к которой примешивалась едва уловимая, застарелая нотка духов, и поинтересовался: