Ванда Василевская - Том 6. Бартош-Гловацкий. Повести о детях. Рассказы. Воспоминания

— Ой-ой! Пожар! — закричала жена дворника.

За нею бежал еще кто-то. Услышав голоса, почувствовав, что она уже не одна, что опасность пожара миновала, Зося потеряла сознание. Она почти не чувствовала, как ее подняли с полу. Словно сквозь туман видела, как дворничиха и прислуга с первого этажа несут на кровать парализованную старушку, как они возятся в комнате, как льют еще воду на пол.

— Бедняжка ты моя, ведь у тебя руки обожжены. И как только, Иоася, она не побоялась броситься в огонь!

— Тут был дым, — тихонько сказала Зося.

— И дым, и огонь, и все! Сгорела бы совсем старушонка, если бы не ты! А так только и всего, что перепугалась… Ну как, пани Калиновская, болит у вас что-нибудь?

— Нет… Только дым так меня одурманил… Дверца не закрывается, давно говорю: починить надо. Да где там! Все ушли, угли высыпались…

— Надо было кричать!

— Ох, кричать, кричать… Неужто я не кричала? Да разве меня кто услышит? Слезла я с кровати, на руках доползла до печки… А там уж ни-ни… Сгорела бы, как пить дать…

Иоася осматривала руки Зоси.

— Здорово обожжены… Очень больно?

Но Зося почти не чувствовала боли. Не думала об этом.

— Ничего. Только как я теперь сготовлю обед?

Иоася погладила ее по голове.

— Да ты не беспокойся, я помогу тебе. А сейчас надо бежать в аптеку, аптекарь даст тебе что-нибудь для рук.

Старушка заворочалась на кровати.

— Панна Иоася!

Девушка нагнулась к ней. Старушка достала из-под подушки злотый.

— Скажите, панна Иоася, аптекарю, чтобы он дал хорошее лекарство, самое лучшее, какое только у него есть!

Зося, потупив глаза, слушала благословения и слова благодарности. Она очень обрадовалась, когда можно было, наконец, уйти. Руки теперь сильно болели, спереди на платье была выжжена большая дыра.

— Ничего, это можно будет заштопать, — утешала ее Иоася. — Молодец ты, девочка!

То же сказал и аптекарь, смазывая ожоги льняным маслом с известковой водой. А Иоася болтала без умолку. По дороге в аптеку и обратно она успела рассказать историю о пожаре хозяйке прачечной, пекарю, зеленщице, мальчишке из парикмахерской и, пожалуй, еще человекам десяти. Зося шла все быстрее. Ей было неловко, что все на нее смотрят и удивляются, как будто вновь знакомятся с нею, с Зоськой Сельской, которая ведь родилась в этом же доме, на этой же улице, и которую все знали тут с пеленок.

Когда она очутилась, наконец, у себя на дворе, навстречу ей выбежал Адась, взволнованный, с красными пятнами на щеках.

— Как это было, Зося? Ты не сгорела? А огонь был большой? Юзек говорит, доходил под самую крышу… А почему руки у тебя завязаны?

— Зося обожглась, — сказала Иоася. — Теперь, Адась ты должен хорошо себя вести и не надоедать ей.

— Я буду чистить картошку.

— Ну, вот и пойдем, — засмеялась Иоася, — вместе будем чистить.

Зося положила книгу на колени.

— Подумай, Анка, как там было красиво… Хотелось бы мне когда-нибудь побывать в лесу…

Анка притворилась, что не слышит. Продолжала чинить свое единственное платье. Что собственно могла она ответить сестре? Да, конечно, где-то, может быть даже не так далеко, есть такие леса, о каких писал Мицкевич. Леса, где шумят высокие деревья, леса, полные веселого щебета птиц, зеленые, благоухающие, чудесные.

Но никто из них четверых никогда не видел такого леса; может быть, разве Игнасю случалось когда-нибудь заехать на велосипеде так далеко. Ей, Анке, лес был знаком только по книгам. И ей понятна была тоска, звучавшая в голосе Зоси. Впрочем, мать тоже часто рассказывала им о лесе. Ведь до того, как она приехала в город и вышла замуж, она жила в деревне. Она никогда не забывала деревню. Приходила с фабрики усталая, кашляя от хлопковой пыли, но по первой же просьбе Адася начинала рассказывать, как жила в своих родных Заенчниках, на высоком берегу Буга. Невесела была, вероятно, эта жизнь сиротки, служившей у чужих людей, а все же мать вспоминала это время с волнением. Адась и Зося прекрасно знали, как выглядит Буг, как летают над ним белые чайки, как ребята собирают чернику в больших лесах, как на тропинке в еловой чаще можно встретить рыжую лису.

— Если нам когда-нибудь будет житься лучше, непременно поедем в деревню, — всегда говорила мать.

Но никогда, даже при жизни отца, им не жилось так хорошо, чтобы можно было позволить себе куда-нибудь съездить.