Евгений Рудашевский - Куда уходит кумуткан. Брат мой Бзоу

– Зачем? – удивилась Гэрэлма.

– Чтобы насолить вашему Сёмке.

Саша нарочно говорил грубо. Его не испугало даже глубокое злобное сопение, раздавшееся из-за спины женщины. Там стоял Сёма. Он только что плакал и не хотел, чтобы Саша увидел его заплывшие глаза. Сёму успели отругать всем подъездом, и теперь он шёл за ведром и тряпкой, чтобы смыть пенную надпись.

– Зачем же ты вернулся? – Гэрэлма сомневалась в Сашиных словах.

– Я… – Саша растерялся, помедлил, но тут вспомнил: – Баллончик! Я выронил баллончик. Отец убьёт, если я не верну.

Теперь Гэрэлма поверила. Раскраснелась, рассвирепела. Стала дёргать Сашу за куртку – чуть ворот не оторвала. Повела его наверх, к Арине Гарифовне. Сёма, не переставая сопеть, понёсся впереди, с прытью, удивительной для его телосложения, перескакивая через ступеньки. Саша был уверен, что спас друзей – теперь у них будет достаточно времени, чтобы выбраться из квартиры.

– Вот так, – закончил рассказ Саша.

– А дальше чего? – спросила Аюна.

– Чего-чего… Заставили всё мыть. Осколки собирать. Потом Гэрэлма меня за ухо через весь Городок к дому вела. И Сёма ошивался вокруг. Говорил, что на щепки разнесёт наш «Бурхан».

– А Гэрэлма?

– А она ещё баллончик выбросила, чтоб мне от папы больше досталось.

– Гадюка, – прошептала, скорее даже прошипела Аюна, словно сама обернулась змеёй.

– Ну мне и досталось. Кое-как сидел сегодня. Это хорошо, что папа снял с ремня пряжку. Потом ещё два часа в углу стоял. Теперь телевизор на неделю запретили.

– Сашка! – Аюна неожиданно обняла Сашу. – Спасибо тебе. Ты молодец. И прости, что я тебя Людвигом называю.

– Да ничего, – пробубнил Саша.

Даже в полумраке штаба было видно, что он покраснел – на его худом тёмном лице выступили ещё более тёмные полосы.

– Вообще это моя фамилия, так что ничего.

Максим злился. На всё и на всех сразу. На Аюну с её мёртвыми женщинами, из-за которых Саше влетело от отца – а Максим знал, что Рудольф Арнольдович бывает очень строг. На Сашу, который зазря подставился и навлёк на них войну с «Минас Моргулом». Но больше он злился на самого себя – за свою трусость, которую испытал под Сёминым окном. Никто о ней не узнал, но легче от этого Максиму не было. Он-то помнил тот порыв – убежать, спрятаться. Максим обнаружил в себе червоточину и не знал, как от неё избавиться. Вчера вечером, стоя под душем, с силой тёр себя мочалкой, словно мог очиститься от неприятного осадка.

– Я тобой недоволен, – сказал Максим своему отражению в зеркале. Ещё долго, хмурясь, смотрел на своё круглое лицо, короткие светлые волосы, едва заметные конопушки на щеках и гладкий шрам на подбородке. Затем добавил голосом эмчи-ламы Дондакова: – Будем работать над этим.

За ужином Максим заявил маме:

– Хорошо бы меня выпороть крапивой. Это помогло бы.

Ирина Викторовна едва не поперхнулась и потом ещё долго расспрашивала Максима о его делах в школе и самочувствии.

– Мы шли вместе, – тихо шептал он себе перед сном – так, чтобы не услышала сестра, – значит, и погибать должны были вместе. Надо было встать и громко сказать, что Аюна тут не одна, что я тоже виноват и пойду на плаху вместе с ней.

– Ты чего там бормочешь? – возмутилась Аюна со своей кровати.

– Мантру, чего ещё.

– Это какую?

– А какую надо, – сказал Максим и отвернулся к стенке.

Утром за столом он так грустил, что мама заставила его выпить «Бонгар-5» – тибетское лекарство от простуды.

– Хватит киснуть! – Аюна видела, что её сводный брат подавлен, и задорно ткнула его в бок. – Киснуть можно в школе и дома. Нечего пачкать «Бурхан» своей чёрной энергией.

– Да не кисну я, – отмахнулся Максим и посмотрел на Сашу. – Просто думаю.

– О чём?

– О том, что нужно готовиться к войне.

– Это факт! – обрадовалась Аюна.

– Думаешь, Сёма пойдёт в атаку? – спросил Саша. Он чувствовал себя виноватым.

– Да пусть хоть весь штаб сюда ведёт! – крикнула Аюна. – Никто ещё не приближался к «Бурхану» на расстояние выстрела!

– Тише ты, – усмехнулся Максим. – Я позвоню Косте. Нужно следить за Мордором. Пусть он постоит в карауле, а мы пока всё подготовим.

Костя учился в одной параллели с Максимом и Аюной. Они взяли его в штаб, потому что Костя был известным пироманом. Его стихией были петарды и фейерверки. Лучшего союзника не найти. Единственной проблемой было то, что он жил на другой стороне проспекта Жукова и нечасто приходил в Городок. Но сражение с «Минас Моргулом» он, конечно, не захочет пропустить.