Когда раздался звонок на урок, он проводил её до класса. По дороге, среди гвалта и толчеи, он рассказал, что его отец порвал с церковной общиной.
— Раньше он каждое воскресное утро гонял меня к мессе, — сказал Эльмар. — Теперь обижается, что боженька ему этого не засчитал. Чувствует себя несправедливо обиженным. Лучше бы сердился на политиков, которых сам же и выбрал, или на самого себя!
Уже перед классной дверью он торопливо произнёс:
— После Графенрайнфельда я думал о многом, и об этом тоже. И пришёл к убеждению, что уравнение корректно, только если исключить его.
— Кого? — не поняла Янна-Берта.
— Кого же ещё? — сказал Эльмар и поднял указательный палец кверху.
Янна-Берта была обескуражена. Неужели это тот самый Эльмар, невозмутимый, насмешливо-покровительственный? А сама она тоже стала другой с тех пор, как они виделись последний раз?
Она теперь часами лежала на кровати. Почти всегда ощущала усталость. С большим трудом заставляла себя что-либо сделать. Обычно она являлась в школу без домашних заданий. После двух, от силы трёх уроков у неё начинала раскалываться голова. Придя домой, она с отвращением запихивала в себя какую-нибудь еду.
Потом валилась на кровать, предварительно защёлкнув дверь изнутри, чтобы никто не беспокоил.
— Честно говоря, могла бы немного и по хозяйству помочь, — заметила Хельга, и между её бровями снова появилась тонкая морщинка, обычно выражающая упрёк. — Мы ведь семья всё-таки, ты и я.
Янна-Берта испугалась. Вот уж нет, семьёй они не были и никогда не будут. Она относилась к своей тёте как прежде, когда они приезжали сюда в гости.
Она неохотно заполняла грязной посудой посудомоечную машину, пока Хельга корпела над планами или писала письма. Фримели взяли на себя покупки.
Хельга всегда выполняла роль информационного центра. У неё можно было узнать, как поживает дядя X или тётя Y. Сейчас она прилагала массу усилий, чтобы получить достоверные сведения о судьбе родственников, оказавшихся на момент катастрофы в зоне бедствия. Письма обычно возвращались с пометкой: «Получатель выбыл в неизвестном направлении». Но Хельга не отступалась. Она выяснила, что отец Янны-Берты погиб в Швайнфурте, вероятно, в то же утро, когда случилась авария. Мама с Каем умерли в палатке Красного Креста в Верхнем Кинцигтале: сперва Кай, четыре дня спустя мама. Про Йо она узнала лишь, что её нет в живых. Она не считала Йо членом семьи. И контакт с Альмут её тоже не очень-то интересовал. Янне-Берте пришлось самой добывать адрес в поисковой картотеке. Там значилось: «В наст. вр. начальная школа, Висбаден-Бирштадт». Но письмо по этому адресу вернулось обратно. «Получатель выбыл в неизвестном направлении».
— В картотеке ты теперь числишься по моему адресу, — сказала Хельга Янне-Берте. — Альмут при первой возможности объявится у нас.
Янна-Берта слышала, как Хельга до глубокой ночи печатала на машинке. Она писала всем родственникам. Она просила их ничего не сообщать бабушке Берте и дедушке Хансу-Георгу о смерти их сына, невестки и обоих внуков. Сама она постаралась успокоить родителей.
— Я им написала, что твой отец вместе с семьёй находится в клинике, — поделилась она с Янной-Бертой, — и что это связано с временным ухудшением их здоровья.
— Понятно, сплошное враньё, про которое ты мне ещё в госпитале рассказывала, — оборвала её Янна-Берта. — Им пока будто бы писать запрещено, а клиника строго отгорожена от внешнего мира, так, что ли?
— Да, я лгу, — сказала Хельга раздражённо. — Но делаю это ради их же блага.
— Поверят ли они в твою историю? — усомнилась Янна-Берта. — Лично я не стала бы её слушать.
— Они в неё поверят, — возразила Хельга, — ибо хотят верить. То, что твои родители с Каем были в Швайнфурте, им не известно. Я им посоветовала задержаться на Майорке насколько это возможно, пока здесь всё не нормализуется. Потом я заберу их к себе. Не могут же Фримели жить тут до бесконечности. Разумеется, я перевела им деньги. Действительно, на Майорке для них сейчас самое лучшее место.
Янна-Берта почувствовала, как слабеет и покрывается потом. Она снова легла в кровать, чтобы собраться с мыслями.
Она увидела перед собой бабушку Берту, вяжущую, скорее всего, выходную курточку для Кая или яркую полосатую шапку с помпоном для Ули. Она сидит под разноцветным зонтиком от солнца, перед ней неизменная чашка кофе, а дедушка Ханс-Георг по её просьбе читает вслух, так как она уже не очень хорошо видит. Ей не так важно, кто автор книги, зато она очень ценит, когда история заканчивается благополучно.
Читать дальше