Виктория Ледерман - Всего одиннадцать! или Шуры-муры в пятом «Д»

Наконец приходит ответ: «Я согласна».

Я в изнеможении откидываюсь на подушку. Я весь мокрый, как после маминого молока с малиной. Вытираю лицо краем одеяла и улыбаюсь. Я счастлив.

На следующий день я долго колеблюсь, но все же решаюсь послать ей свои стихи. Я их все-таки написал, еще тогда, перед болезнью. Они о ее глазах, о ее улыбке, о том, что она вся такая солнечная, как лето. (Вот это я угадал – тогда ведь я не знал ее ника!) Я отсылаю и с волнением жду ее реакции. Она первый человек после Егора, кто оценивает мои творения. Стихотворения.

Ангелина пишет: «Спасибо! Мне еще никто не писал стихи. Какой ты классный!»

И ставит несколько смайликов с поднятым вверх большим пальцем. Я не знаю, с чем можно сравнить мою радость. Может быть, с необъятной Вселенной?

К вечеру субботы я практически здоров. А выспался за время болезни на месяц вперед. Поэтому я ворочаюсь в постели и не могу уснуть. Время почти двенадцать, ноутбук у меня отняли еще час назад, и заняться мне нечем. Устав валяться просто так, я поднимаюсь и иду на кухню прогуляться, а заодно попить чего-нибудь. За закрытой кухонной дверью я слышу голоса родителей. И еще слышу имя, которое заставляет меня замереть на месте. Лина Солнечная. Что это? У меня галлюцинации? Мне это уже мерещится? Как может моя мама произнести имя, которое я сам никогда не произносил вслух? Бред.

Я стою за дверью и напряженно прислушиваюсь.

– Миша, это что? Это игра у них такая? – растерянным голосом говорит мама. – Ну это же не может быть серьезно, правда?

Папа что-то мычит, не разобрать.

– Ты посмотри, что он пишет, – продолжает мама. – «Нет слов, не могу на тебя не смотреть, мне хочется улыбаться…» И стихи еще… такие взрослые. Ты знал, что он стихами интересуется?

– Судя по всему, он их пишет, – говорит папа. – А девочка-то ничего, симпатичная. Такая воздушная, как ангелочек.

Меня словно кипятком ошпаривает. Это же они про меня! Про меня и Ангелину. Но откуда?.. У меня горит лицо. И шея. И затылок. Они читали нашу переписку! Как? Как они могли?

Как они посмели?!

Мне хочется ворваться в кухню и все там разгромить. Но я не могу двинуться с места. Воздух жестким комком встает у меня в горле, и у меня не получается его проглотить.

– Миш, ну что делать-то? – снова говорит мама.

– А что тут поделаешь? – отзывается папа. – Привыкай. Сын вырос.

– Что ты плетешь? – вскрикивает мама. – Кто вырос? Ему только одиннадцать! А у него уже на уме «глаза как ослепительное лето» и «шепну на ушко – „I love you“». Это нормально, по-твоему?

– Да перестань, это не смертельно. Вспомни себя в одиннадцать лет, – говорит папа. По голосу слышно, что он улыбается.

– Ну знаешь! Мы, между прочим, в пятом классе всякие шуры-муры не крутили! – обиженно говорит мама.

Меня всего колотит, как при температуре тридцать восемь и девять. Меня мутит. Мне хочется громко заорать, чтобы они прекратили! Прекратили рвать тоненькую прозрачную ниточку, которая только-только появилась между мной и Ангелиной. У меня такое мерзкое ощущение, словно по чистому сияющему полу протопали грязные доверху болотные сапоги и оставили после себя лужи бурой зловонной жижи. «Шуры-муры»! Слово-то какое противное! Где она его только откопала? В каком веке? Получается, у нас с Ангелиной «шуры-муры»? Так это выглядит для них, взрослых?

– Может, поговорить с ним? – нерешительно спрашивает мама. – Ну, как-нибудь аккуратно…

– Не вздумай, – твердо обрывает ее папа. – Он с нами не делится, советов наших не спрашивает. Пусть разбирается сам. Ты вообще не должна была лезть в его переписку. Это его личное пространство.

Ну что ж, и на том спасибо! Меня немного отпускает. Не представляю, как я выжил бы, если бы они со мной заговорили об этом!

– Что за ерунда? – нервно говорит мама. – Какое у него может быть личное пространство? Секреты – от меня? Я же за него волнуюсь. Я ему добра желаю. Он мой ребенок.

– Да не ребенок он уже, Галя. Он человек, личность, – говорит папа. – И ты никак не можешь отменить этот факт.

Скрипит стул, кто-то из них встает. Я кидаюсь прочь от двери и на цыпочках несусь в свою комнату. Залезаю в постель, закутываюсь в одеяло и долго не могу прийти в себя от того, что услышал. Через некоторое время в голове проясняется, и я знаю, что сделаю первым делом завтра утром. Я удалю свою страничку из сети. Потом создам новую и сразу ее запаролю. И имя изменю, чтобы никто (и в первую очередь родители) не догадался, что это я. Буду зваться, к примеру… Китом. Это Егор придумал мне такое прозвище. Да, точно, буду Китом. Белым. Так и напишу – Белый Кит. Место обитания – Тихий океан.