Станислав Олефир - Когда я был маленьким, у нас была война…

Когда отпраздновали свадьбу и дядя Ваня переселился к Мусе, у Шерстюка настала совсем счастлива я жизнь. Воинская часть по-прежнему возила зерно на элеватор, так что еды хватало и Шерстюку, и молоденькой свинке Машке, которую дядя Ваня купил ему в компанию. Зимой Шерстюк по улице бегал мало: во-первых, холодно, а во-вторых, страшно выпускать. Вдруг на кого набросится? Шерстюк все больше походил на дикого кабана, и папа даже советовал отпилить ему клыки. К счастью, в гости приехал папин боевой друг Шерстюк и сказал, что намерен забрать своего тезку домой. К ним поступила заявка на отлов диких свиней, за которых обещают дорого платить. За такие деньги можно купить на базаре уже откормленного кабана.

Так оба Шерстюка от нас на грузовике и уехали. Один – в кабине, другой – в кузове. Мы с Эдиком даже плакали, а Колька Кукса угостил своего врага кусочком кукурузной лепешки.

Все были уверены, что на этом история с полудиким кабаном и закончилась, но не тут-то было! Летом молодая свинка принесла дяде Ване и Мусе одиннадцать полосатых, словно колорадские жуки, поросят. Понятно, ни сала, ни мяса от таких зверей не дождешься. На базаре тоже не продашь. Муся ругалась и говорила маме, что этот Шерстюк подсунул им большую свинью, а дядя Ваня выспрашивал у папы адрес боевого друга. Нужно было узнать: не согласится ли он забрать и детей своего тезки?

До войны, да и после папа работал в двух школах: нашей, – в селе, – и железнодорожной – на станции. Отчитает уроки дома – и бегом на станцию. Дождь или снег – без разницы. Так лет двадцать и бегал.

Возле нашей школы – полгектара огорода, в железнодорожной – выдают форму и талоны на хлеб. А в семье восемь детей. Здесь не засидишься.

Помню, и еда внатяжку, и одежда кто во что придется, но как гуляли! Как пели! На выходной у нас в гостях – две школы. Учителя, пионервожатые, даже уборщицы. Это сейчас уборщица как бы второй сорт, а раньше – никакой разницы. И ученика проведает, и родителям замечание сделает, и урок вместо заболевшего учителя проведет.

В нашей школе уборщицей – Наташа. Красотой ни маме, ни моей крестной не уступала. А уж пела! Кареглазая, чернобровая, песню заведет – где голос берется? Вечером прямо в нашем дворе ставили «Наталку-Полтавку». Папа играл Выборного, учитель физики Григорий Гаврилович – Петро, а Наталку, конечно, Наташа. Все село – у нашей хаты. И взрослые, и дети. Потом разговоров!

Мама сама выбрала Наташу. Поехали однажды на базар. Мама – с молоком, Наташа – с соленьями. Мама, как все, поставила бидоны на прилавок – и за торговлю. Наташа облизнула губы, прихорошилась – и к заведующему базаром, который как раз прохаживался вдоль прилавков:

– Сергей Кондратьевич! Дорогой мой, кто это придумал такие высокие прилавки сделать? Здесь же и дети бывают! Одного мама послала продавать, другого – покупать. Как им на такой высоте управляться? Есть же у тебя дома стол, вот такие и прилавки сделай. Удобно и привычно.

Серега базарный согласно кивает. Как же, мол, сам до этого не додумался? А Наташа придвинулась еще ближе и советует сделать калитку со стороны кладбища. За кладбищем поселок, людям, чтобы попасть на базар, приходится идти в обход.

Тот совсем растаял:

– Сделаем, обязательно сделаем. Спасибо, что обратила внимание.

Когда собирал с торговок «местовое», взять деньги у Наташи отказался. То ли разумные речи на него подействовали, то ли ее красота – не понять.

А как она торговала! Как объясняла городским теткам, какую еду можно приготовить из ее баклажанов, огурчиков да помидорчиков! Уж мама на что умелица – заслушалась. Вот и упросила папу взять Наташу в школу. Пока – уборщицей, а там поедет на курсы в Бердянск, станет учительницей младших классов. С ее талантом – самая работа.

Папа согласился, потом упреков наслушался. Особенно возмущалась ее соседка, учительница географии Ирина Яковлевна:

– Вы с Наташей еще горя хлебнете! У нее же мозги совсем в другую сторону. Сарай не белен, картошка не выкопана, а она на патефоне пластинки вертит! А козу как доит? Побежит с кружкой за огороды, где ее Марта привязана, полстакана надоит и несется дочку Катюшу кормить. Через час – та же картина. Совсем козу издергала. Лишь Катюша заплачет – уже не пасется. Стоит и блеет: скоро ли будут доить? Я Наташе замечание сделала, так она против меня козу настроила. Раньше не бодалась, а теперь, того и гляди, подденет рогами. Даже не представляю, за что муж Наташу до сих пор терпит? Сам и варит, и стирает.