Ларс Кристенсен - Герман

Герман повозил ногами, пряча их под столом.

– Мне не понравилась твоя история, – сказала мама.

– Она не моя, так и было. А Боров сам не то прочитал.

Мама молча подлила себе кофе.

– Папа где? – спросил Герман.

– Празднует с ребятами. Они сегодня объект закончили.

– Ну здорово.

– Герман, так нельзя. Зачем ты стал вычитать в примерах на сложение? Представь себе, что я буду так делать в магазине. Чем все кончится?

– Якобсен-младший разорится и пойдет кормиться в Армию спасения.

– Вот именно. Ты снова достал старую шапку?

– Угу.

Мама вздохнула. Потом вспомнила еще что-то:

– Кто-то разбил окно во время собрания.

Герман поджал пальцы в мокром носке.

– Разбил целое окно?

– Бросил большой камень.

– Камень? – Герман задумался. – Вы их видели?

– А их много было?

Мама отставила чашку и пристально посмотрела на него. Герман сполз на стуле, у него отчаянно чесалась нога, вся, от бедра и донизу, он не мог сидеть спокойно.

– А что у тебя с брюками? – вдруг спросила мама.

Герман сразу взбодрился.

– Сейчас расскажу. На Балдерсгатен за мной погналась овчарка. Огромная, больше верблюда.

– Она тебя не укусила?

– Послушай дальше. Она на меня пописала, потому что столбов рядом не было.

– Давай свои брюки, постираю.

Герман немедленно стянул мокрые штаны, побежал в ванную и сполоснулся с шампунем. Больше его не трогали, и он спокойно сидел в своей комнате с глобусом. И думал о королеве, как она доплясалась до такой болезни, и о лысом короле, и о стороже в королевском дворце, у него еще мозги набекрень съехали. Эх, забыл он спросить, знакома ли Хюльда Хансен с Бутылей. И про дедушку тоже надо было спросить.

Внезапно Германа пронзила страшная мысль. Он вдохнул, а выдохнуть уже не получалось. Не опозорил ли он имя Зорро? Впрочем, он ведь был не в плаще и маске. А значит, никто не подумает, что это Зорро разбил стекло и завязал дверь старушке Хюльде Хансен. Двойник здесь ни при чем. Все натворил Герман Фюлькт собственной персоной.

Раздался звонок в дверь. Понятное дело, папа потерял ключ, пока гулял с Бяшей и Вяшей.

Но на пороге возникла мама.

– К тебе гость, – сказала она. И улыбнулась так хитро, что это ничего хорошего не сулило.

– Скажи, у меня на кухне что-то пригорает, – прошептал Герман.

Мама отступила на шаг, и в комнату вошла Руби. Прикрыла за собой дверь и взглянула на Германа.

– Ты уже ложишься?

– Еще не вставал.

Руби села на единственный стул и осмотрелась.

– Хорошая у тебя комната.

– Папа сам все сделал.

Минут пять они молчали. Герман подумывал, не надеть ли ему костюм Зорро поверх пижамы, но не стал.

– На коньках больше не бегаешь?

– Сезон кончился.

У него перед глазами оказались ее волосы. Рыжина сияла ярче, чем обычно. Долго смотреть невозможно.

Руби мотнула головой, Герман отвернулся к окну. И увидел в стекле отражение Руби.

– У меня пятое место, – сказала Руби.

На это Герману нечего было ответить.

– Но ты хорошо бежал.

– Думаешь?

– Почти победил меня.

– Я забыл наточить коньки.

– И у тебя травма была.

Герман задумался, вспоминая.

– Ну да. Левое колено. Или правое.

– И на внутренней дорожке был плохой лед.

– Точно. Пришлось два отрезка идти по внешней.

Несколько минут им не удавалось ничего сказать. Потом это прошло, и Руби заговорила первая:

– Герман, у тебя все волосы выпали?

– Не совсем еще.

Он крутанул глобус, мимо проплыла Америка. Руби подошла ближе.

– Можешь показать?

– Зачем?

– Никогда не видела.

Герман стянул шапку и подставил голову Руби. Не услышал, чтобы она что-нибудь сказала.

– Испугалась? – прошептал он.

И почувствовал руку: она нерешительно, палец за пальцем, приблизилась к его голове и осторожно провела подушечками по последним кустикам волос на затылке.

– В школе завтра никому не говори.

– Чур, я ничего не видела.

Герман вернул шапку на место. На глаза попался глобус, он все еще крутился. Герман остановил его.

– Ты живешь на Майорстюен? – спросил он.

– Можешь зайти в гости, – ответила Руби.

Герман проснулся рано, а спал так быстро, что ничего не помнил после того, как закрыл один глаз. Много чего приключилось в последнее время, сказал он сам себе и встал. На спинке стула висели брюки, сухие. Он бесшумно прокрался в туалет и так же тихо вернулся в комнату. Снял шапку, выдвинул нижний ящик и достал парик. Пристроил его на голове, прислушался к своим ощущениям – ничего особенного. Сделал стойку на руках, парик не свалился. Высунул голову в окно – ветром не сдуло. Сложил ранец и отправился на кухню.