Ольга Серова - Между Северной и Южной

И куда денется папа?

– Мам, – решился спросить я вечером маму, – а мы тоже заведем мне отчима, как у Славки?

Мама так засмеялась, что даже заплакала от смеха. А потом прижала меня крепко:

– Мишаня, не будем мы никого заводить. У нас Кузя есть (кстати, Кузя – это наш попугай). И вообще, папа тебя завтра в гости приглашает. У него теперь своя квартира. Пойдешь?

– Пойду, пойду! – заорал я. И мигом забылись все бородатые непонятные отчим сменка, которую я, кажется, сегодня потерял. И даже учительница по ритмике, сердитая и недовольная нашими сгорбленными спинами и деревянными конечностями.

Наконец-то!

У папы новая квартира, в которой будет моя комната и огромный ящик с игрушками. Ведь до этого папа жил у бабушки Тани – это его мама. А потом он уехал в командировку на всю осень, зиму и полвесны.

К бабушке Тане я и так ходил и все там знал. Даже тайное место в шкафу, где лежали старые шерстяные носки, в которых были спрятаны деньги и ржавый ключ. Мне все время хотелось спросить, от какой двери или сундука этот ключ, но тогда бабушка догадалась бы, что я рылся в шкафу. А я не специально рылся. Просто прятал космических человечков от зомби-монстра. Это я играл тогда в такие игры.

Мы с мамой жили на Северной улице. А папин адрес теперь был: улица Южная, дом двадцать два, квартира сто. Он поселился на самой верхнем, шестнадцатом этаже.

Помню, я долго не мог заснуть. Все представлял, как зайду в новую папину квартиру и сразу заберусь на балкон, чтобы посмотреть с шестнадцатого этажа на город. А потом мы с ним будем играть в шахматы или шашки, хоть я не очень-то любил шахматы, но папа их обожал. Он покажет мне комнату, где будет моя кровать, на которую я тоже, как дома, обязательно наклею рыцарей Ордена Смелое сердце, чтобы страшные сны не снились. А потом мы пойдем в кино и в пиццерию…

– Дорогой Лисичкин, подъем, – мама сбросила с меня одеяло и пощекотала шею. – Помнишь, сегодня тебя с тренировки забирает папа и…

– …мы поедем на Южную двадцать два! – я не мог скрыть радости, и она скакала внутри меня как мяч и даже по стенам и потолку. Но чувствовал себя странно. Ведь мама не могла пойти со мной, ее никто не приглашал в новый дом.

– Мамуля, – говорил я маме, пока одевался, – не обижайся, я ненадолго схож вернусь. Я все равно буду любить нашу Северную больше всего на свете.

– Я нисколечко не обижаюсь, а радуюсь за тебя. Ты так давно папу не видел, – успокоила мама и взъерошила мои волосы.

Весь день в школе я делал все наоборот. Вместо сложения подружек Тани, которые пришли к ней на день рождения, я их вычитал, и Таня осталась только с одной подружкой. На русском я пропускал буквы и вместо «б» писал «д». На окружающем мире перепутал север и юг, а на физре чуть не зашел в раздевалку к девочкам.

В столовой я уронил локоть в гороховый суп и не поздоровался с директором школы.

Хорошо, что мы сидим со Славкой вместе и он больно тыкал меня в бок, когда нужно было отвечать.

Даже наша учительница, Зоя Петровна, подошла ко мне и осторожно потрогала лоб: не заболел ли я?

Только нет таких болезней, наверное.

Я боялся, что папа меня разлюбил, пока был в командировке. Я знаю, что, когда люди друг друга не видят, они разлюбливают. Бабушка Оля так однажды и сказала, когда была у нас в гостях и они с мамой спорили про папу и нашу жизнь: «С глаз долой, из сердца вон. Не видел год ребенка, да и позабыл», – приговаривала бабушка, а мама хмурилась…

На тренировке я все время смотрел на большие квадратные часы на стене. Тогда я еще путал стрелки и не мог понять, сколько прошло времени.

– Миша, сын! – мой высоченный и самый добрый папа стоял в раздевалке. Две секунды я думал, броситься к нему или подождать, потому что в раздевалке было полно мальчишек из моей группы и все они пялились на нас.

И я бросился.

Папина рубашка так пахла его одеколоном и дождем, что у меня все защемило внутри.

Мне было все равно, шестнадцатый у него этаж или он живет в темном подвале, – в ту минуту я хотел быть только с ним и навсегда.

С того дня началась моя жизнь по расписанию. С воскресенья по пятницу я жил с мамой, а в пятницу папа забирал меня с тренировки, и я жил у него до воскресенья. Но это расписание было совсем не строгое, потому что иногда по субботам меня приглашали на дни рождения, и я оставался на Северной. Или мама брала билеты в детский театр или на экскурсию, и на Южную я не ездил. А когда были соревнования по каратэ, мама и папа болели за меня вместе. Только они не рядом сидели, а на разных скамейках. Я искал их глазами, а когда находил, крутил головой в разные стороны.